Пятьдесят лет назад
Штерн стоял у могилы заключенного. Он только что поставил здесь крест и обдумывал, что делать с его дневником, как сохранить это творение рук человеческих во времени и пространстве. Тетрадь была толстая, с загнутыми страницами, исписанная почти до конца. В середине лежала фотография красивой молодой девушки. Ее глаза смеялись, и она вся была необыкновенно хороша. Профессор Штерн вспомнил свою жену, ее улыбку и любимых сыновей.
— Господи! Как будто в другой жизни!
Он мысленно вернулся к тому времени, когда к нему на прием стояла большая очередь.
— Доктор, только вы можете спасти мою жену, — умолял его тот, чье имя боялись произносить вслух.
— У вашей жены болезнь очень запущена. Почему вы не обратились раньше?
— Потому что она была здорова!
— Я сделаю все, что смогу.
— Вы спасете ее?
— Сделаю все, что смогу. Увы, я не бог.
Штерн вздохнул.
— Другая жизнь.
Он немного постоял и начал закапывать тетрадь заключенного в мерзлую землю у основания трубы. Он придавил дневник кирпичами, обломками дерева и металла, сооружение получилось крепкое.
— Пусть это будет последняя пристань твоего творчества, дружище.
В бараке шумно играли в карты. У Мартына наступила полоса неудач, он был абсолютно уверен, что сейчас должен выиграть, но какая-то вселенская несправедливость крепко держала его за руки.
— Заговор против меня! Урою всех!
Покер — игра математическая, и предсказать ее результаты невозможно, поэтому испуганные партнеры предпочли свернуть игру, чем попасть в немилость к Мартыну.
— Играем! Что слюни развесили?! — скомандовал Мартын, и карты снова пошли в ход.
— Еще не сдох, старый еврей? — увидел он вошедшего Штерна.
Профессор обессиленно лег на старую, вонючую кровать и закашлял кровью.
— Ты что, решил нас всех заразить?! Вали отсюда!
— Еще немного полежу и уйду. — Штерн медленно поднялся и побрел из барака. Идти было тяжело, ноги подламывались и дрожали, кровь хлынула горлом, и он упал на землю. Последнее, что он вспомнил, были строчки из дневника его друга-заключенного:
Ухожу в неведомые дали,
Там переживаю я разлуку.
Может, вы меня, сударыня, искали,
Я здесь рядом, протяните руку.
Надежда Кауровна ждала звонка. Последний год она все время его ждала, не оставляла сотовый телефон без присмотра, потому что сын мог позвонить в любую минуту.
Коленька рос ее любимым ребенком, и чем старше он становился, тем больше нуждался в ней, в ее опеке, совете, деньгах. Да, она баловала его, потому что само решение о его рождении далось ей нелегко. Муж, как ей казалось, догадывался, что это не его ребенок, и больше любил дочь, но с Коленькой тоже занимался: учил его разбираться в автомобилях, брал на охоту и рыбалку, погружал в прочие мужские дела. Мальчик походил на нее: такой же открытый лоб, круглые глаза, порывистая и нервная натура. Сын, похожий на мать, должен быть счастливым. Осознавать, что ничего путного из любимого ребенка не получилось, было мучительно неприятно. Дочь была привязана к отцу и выросла самостоятельной, давно жила отдельно своей семьей и все время ругала мать за вечное поклонение Коленьке.