Шесть мужчин Ямады Рин (Астахова, Горшкова) - страница 30

— Ты ведь не в городе? — не унимаюсь я.

Рё фыркает совершенно по-лисьи. И я слышу, как стучат тяжелые капли по бамбуковой крыше. Там, на священной горе льет обещанный всеми прогнозами дождь. Счастье-то какое!

— А что у вас, в городе, происходит? Брат Мин Джун с тобой? Не молчи, Ямада Рин. Сначала орала, теперь молчишь. Ты говори, я приду и разберусь, если кто-то тебя обижает.

— У меня… — я от умиления идиотски лыблюсь всем подряд, даже проштрафившемуся братцу Мин Джуну. — У меня все хорошо. Никто меня не обижает, правда.

— А почему кричала?

— Так случайно вышло. Ты медитируй на здоровье, я попозже перезвоню, — мурлычу я и отключаюсь.

Прямо камень с души свалился! Мой лис, пока я себя накручивала, послушненько сидел на горе, духовно совершенствовался, а вовсе не людей грыз. Какое несказанное облегчение!

— Кто это был? — подозрительно интересуется Жмот.

У моего Бумажного Веера нервы крепкие и соображает он быстро. Пока остальные хлопают подобранными с асфальта челюстями, Юто мигом сечет всю фишку.

— Твой беглец объявился, да?

— Это был господин Абэ? — встревает легавый. — Как вовремя, надо же! Быстро садись в полицейскую машину!

Только Мелкий молчит. Но когда он прячет в кобуру под пиджаком свое оружие, противостояние заканчивается, словно по команде. Насчет моих «трилистников» все понятно — для них Мин Джун в непререкаемом авторитете. Если он отступил, значит, остальным тоже пора дать задний ход.

Кохей с «драконами» тоже разобрался быстренько. Одному — слово, другому — два, и вот уже братва попрыгала в авто и газует, чтобы убраться куда подальше. Не знаю, чего тут больше — реального повиновения или показухи. В любом случае, мы с Макино только что деликатно померялись «пиписками» — чьи люди послушнее. Вышла ничья, но пусть наш легавый друг зубами поскрипит лишний разок, ему полезно.

Дайити шутку оценил по-своему: я снова оказываюсь на заднем сидении в полицейской машине. Без наручников, к счастью, но опять задницей прилипла к куску жвачки. Кое-что в этом мире никогда не изменится. Мне-то пофиг, я радостно перевариваю звонок Рё, а вот Кохею от чужой жвачки на брюках может стать худо. О чем я офицера Дайити честно предупреждаю.

— Закон суров, — ответствует тот, светлея челом от злорадства. — Потерпит.

Чего это он на Кохея взъелся так? Может не зря покойный Чэнь кипешует? Чует недобрую ауру между кровными братьями? Или что у них там есть из духовной сферы?

Нет, мне не хочется сейчас ломать голову над взаимоотношениями двух взрослых самостоятельных мужчин. Сами разберутся как-нибудь.