– Но это же ерунда! – он больше не мог разговаривать на примитивном языке, пусть видят, что он возмущен, как всякий ни в чем не виновный. – Кто-то где-то кого-то видел! При чем здесь я? Да в полиции над вами смеяться будут! Что вы можете доказать?
– Никто не будет смеяться. У вас будут неприятности, и вы не уедете. А потом окажетесь в тюрьме.
Кажется, вот это и есть «самостоятельно принимаемые клиентом решения», «которые могут повлечь за собой». Похоже, очень даже могут. Он не знал, что полиция отиралась в отеле, видимо, они сделали это как-то незаметно, но он слышал, как Вера обратилась к полицейскому – обратилась так, словно это было само собой разумеющимся. Значит, они разговаривали с ней раньше? О чем? Он не рискнул расспрашивать, чтобы не выдать свой интерес. И без того все шло наперекосяк! Когда он впервые услышал, что утонувшая была немкой, он даже не придал этому значения, хоть и удивился: какая немка? Или утонул еще кто-то? Не многовато ли для здешнего благолепного мелководья?
Следующей его мыслью было, что так действует все преобразующая сплетня: кто-то почему-то сказал «немка», другой повторил – и готово, все поверили. Он даже сам для верности повторил это, отвечая на чей-то вопрос, и только потом, увидев ту, что должна была быть на ее месте, целой и невредимой, понял, что ошибся.
Впрочем, это теперь не так важно.
Главное – унести отсюда ноги и как следует обдумать ситуацию. Видеть никто ничего не мог, это понятно: было темно, и ни один свидетель, кроме уж совсем злонамеренного, не сможет его опознать. Но если… да, они вполне могут устроить такое: здесь же Турция, и им ничего не стоит подкупить первого попавшегося пляжного работягу, родного брата любого небритого террориста, и тот даст какие угодно показания! И тогда из страны действительно фиг уедешь… и неприятностей не оберешься. Никто ничего не докажет, это понятно, но нервы ему попортят. Да и нравы у них пока не европейские, и тюрьма… нет, до этого дойти не должно!
Скорее всего, от здешней полиции тоже можно откупиться, но тогда – не проще ли будет откупиться прямо сейчас? Похоже, выбора ему не оставляют.
– Сколько вы хотите? – устало и обреченно спросил он, глядя в синий стеклянный глаз, висящий над стойкой. Глаз был мерзким и натуралистичным, как пособие для студентов-медиков. – Я не понимаю, в чем вы меня обвиняете, ваш юноша заманил меня сюда, теперь вы пугаете меня полицией. Я ни в чем не виноват, но, как я понимаю, выбора у меня нет.
– Пять тысяч, – его собеседник для наглядности поднял растопыренные пальцы. – Доллары, кэш. Завтра.