Я попытался было доказать ему, что казаки тоже бывают разные, и что в Петрограде именно они помогли подавить мятеж авантюристов, действовавших рука об руку с уголовниками, выступивших против руководства большевистской партии. Похоже, что напоминание о печальной судьбе его приятеля Троцкого пришлось Шумяцкому сильно не по душе. Он злобно посмотрел на меня, хотел было что-то сказать, но промолчал и, быстро покинув заседание, закрылся в своем кабинете.
Другим противником формирования бригады Красной гвардии был Иван Никитич Смирнов. В отличие от меня, бывшего левого эсера, это был старый большевик, человек неукротимой энергии, отличный конспиратор, который еще при царском режиме не раз арестовывался, отбывал ссылку и сидел в тюрьмах. Но у него был один большой недостаток – он был крайне честолюбив и нетерпим к мнению окружающих.
Иван Никитич чуть ли не при первом нашем знакомстве заявил, что считает меня лишь «временным попутчиком», так как я офицер, и представитель эксплуататорских классов. На мое замечание о том, что и товарищ Ленин, с которым я познакомился летом 1917 года в Петрограде на I-м Всероссийском Съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, тоже по происхождению дворянин, Смирнов сквозь зубы процедил, что, дескать, «придет время, когда дойдет очередь и до Ленина». Я даже растерялся от таких его слов, и не смог ничего сказать ему в ответ.
Я уже понимаю, что с началом формирования бригады мне придется столкнуться с фрондой со стороны товарищей Шумяцкого, Смирнова и их сторонников. Меня радовало, что были люди, которые меня поддерживали, и среди них член ЦИК Центросибири Николай Андреевич Гаврилов. Он так же, как и Смирнов, являлся выходцем из крестьян и старым большевиком. Николай Андреевич по приговору царского суда четыре года отсидел в Бутырской тюрьме, где смог выучить четыре иностранных языка. Но в отличие от Ивана Никитича, он не делил людей по социальному происхождению, а также высказал полную поддержку всем решениям правительства товарища Сталина.
Но я, все же, надеюсь на то, что внутрипартийные разногласия в Центросибири не помешают нам сформировать бригаду Красной гвардии. Радовало то, что обстановка в Иркутске была относительно спокойной. Брожение среди юнкеров и офицеров местного гарнизона утихли после того, как Красная гвардия и верные правительству Сталина армейские части разгромили под Ригой 8-ю германскую армию. Потом начались мирные переговоры, и была закончена война с Германией. После этого со страниц газеты «Правда» товарищ Сталин заявил, что армию распускать никто не собирается, и все офицеры, желающие продолжить службу в ней, найдут достойное для себя место в ее рядах.