Нет, ну и как вам такой разворот дел? Меня настолько потрясло сделанное открытие, что я никак в себя прийти не могла. Теперь уж я даже не знала, кого мне больше жалко было. Тролля, превратившегося от безответной любви в Манку и страдающего от неразделенных чувств? Мимела, которого, как и любого нормального мужика, подобная любовь, мягко говоря, раздражала?
- Ну так что, Манка, в каком обличье умирать будешь? - надавил Шерман на объект нашего обсуждения.
Манка вздохнула, помялась, стянула с себя платок, юбку, под которой оказались штаны, распустила волосы, скрутила их и решительно обернулась к Мимелу.
- Отрежешь?
- Чем? - хмуро поинтересовался тролль. - Мечи все забрали.
- Давай я, - предложил один из гремлинов, сверкнув когтями.
Нда... фиговая замена ножницам лапы гремлина! Мечом и то ровнее получилось бы. Рыжеватая шевелюра Манки приобрела такой драный вид, что смотреть было страшно. Да уж,
теперь
спутать этого тролля с женщиной, нельзя было даже по очень большой пьяни.
- И как нам теперь звать тебя? - вздохнула я.
- Как и раньше звали. Манк, - отрезал тролль.
- Ладно тебе, Брин, оставь его в покое, пусть вспоминает, как мужиком быть, пока не казнили, - лениво зевнул Шерман, забиваясь в самый дальний угол, и увлекая меня за собой. - Давай лучше спать устраиваться.
Казнь, как это и предполагал Шерман, была объявлена на после обеда. Мы успели и выспаться, и проголодаться. Кормить нас, разумеется, никто здесь не собирался. Зато народу по нашу душу собралось на площади - залюбуешься. Хе! И Шерман еще говорит, что эльфы публичные казни не любят? Угу, как же... почему же тогда, интересно, у меня полное впечатление, что народный праздник на дворе? Вон и королевская семейка нарядные одежды на себя нацепила, парадно-выходные, по всей видимости. И тощий эльфенок, вышедший сообщить народу о наших прегрешениях и ожидающем нас праведном возмездии, пыжился от сознания собственной значимости. И даже палач выглядел торжественно и величаво. Словом, одни мы были не ко двору. Связанные, грязные (после ночевки в тюрьме) и зверски голодные. Интересно, а есть ли здесь традиция последнего желания? Вот бы тарелку супчику навернуть. Погуще.
Однако никакого желания эльфы нам не предложили. И (вопреки тайным ожиданиям Шермана) мной не очаровались. Так что платки он выкидывал зря. Впрочем... после ночевки в грязной тюрьме выглядела я так, что польститься на меня мог разве что очень неразборчивый бомж. Волосы спутались, платье порвалось, а тюремная грязь буквально расползлась по всему телу. Впрочем, остальные мои спутники выглядели не лучше. Так что эльфам, смотревшим на нас с изрядной долей брезгливости, ничего другого и делать не оставалось, кроме как приговорить всех нас к смертной казни через повешение. (Думаю, что к обвинению в порче настроения королю они вполне могли бы добавить и обвинение в оскорблении собственных эстетических чувств). Приговор был окончательным, обжалованию не подлежал, но исполнение его задерживалось по вполне понятным причинам - нужно было решить вопрос с чужой собственностью - то бишь со мной и Шерманом. Маг активировал вынесенное на площадь огромное зеркало, и теперь эльфы с нетерпением ожидали, когда в нем появится изображение представителя королевской семьи водянок. Естественно, я тоже следила за происходящим с неослабевающим интересом. Все-таки, решалась моя судьба. Любопытно, водянки меня выкупят, или им дешевле будет отречься? Честно говоря, я до последнего надеялась на положительный исход дела. Умирать в расцвете лет мне как-то не хотелось. Однако когда эльфы залупили в качестве выкупа за меня аж целые две золотые монеты (причем именно золотом), я поняла, что надежда моя была напрасной. Король водянок, правда, пытался что-то вякнуть о несоразмерности выкупа, но один из эльфов тут же достал какой-то камень и положил его на землю. Камень засветился и выдал нечто, весьма похожее на голограмму. Сюжетик показанного был прост и неизбит - мое собственное выступление на конкурсе менестрелей и слова короля водянок, о том, что, типа, цены мне нет.