Господь, прости! Я не в своем уме —
Они опять меня околдовали!
Опять ромашки в лунной тишине
Мои ладони нежно целовали.
Как будто хор красавиц на лугу
Спешит в объятья ветра, солнца, неба.
Хочу сорвать ромашку – не могу, —
Останусь без любви я, как без хлеба.
И потому в заброшенном лугу
Весь день брожу и ничего не помню.
Хочу сорвать цветок, но не могу —
Он о любви последней мне напомнил.
Я бредил и во сне и наяву
И как-то раз, неся букет сирени,
Любовь сказала: «Слышали молву,
Что будет Пушкин запрещен, Есенин».
Я видел слезы на ее глазах.
Хотя сомненья были не напрасны.
Все женщины коварные в слезах
И мыслями капризными опасны.
Она сказала, что последний год
Незваный доллар всех сбивает с толку,
И каждый, чуть продвинутый урод,
Нас, женщин, называет грубо «телками».
И, в руки взяв душистую сирень,
Она меня коснулась, как ромашка.
Любовь, любовь… Я понял в этот день,
Что и любить порой бывает страшно.