Геологов поселили в усадьбе родичей Фотимы, и одному из них, молодому парню по имени Усмон, девушка настолько приглянулась, что он посватался. Безродному чужаку низкого происхождения, естественно, отказали. На его счастье, первый секретарь райкома был настолько заинтересован в поисках золота в своих владениях, что нередко наведывался в кишлак, – это был первый в истории Воруха случай, когда селение посещал начальник столь высокого ранга. Его-то геолог, потерпев неудачу, и попросил посвататься вторично. Такому свату родичи Фотимы отказать не сумели.
Не слишком понятно, откуда геолог раздобыл деньги на калинг – люди, искавшие золото, в золоте не купались, зарплаты получали скромные. Как бы то ни было, сословный барьер был пробит – что также случай редкий, если не уникальный, – молодой человек женился, золота всё-таки не нашли, экспедицию свернули, геолог увёз с собой в город молодую жену. Через некоторое время Фотима вернулась в Ворух с маленьким ребёнком. Муж угодил в заключение на десять лет; в кишлаке толком не поняли, справедливо или облыжно его обвинили. Как бы то ни было, он прислал из лагеря письмо, в котором давал жене развод по шариату и советовал вернуться домой, на Дарваз. И по советскому, и по шариатскому законодательству Фотима имела право развестись, независимо от согласия мужа. Однако геолог освободил её добровольно, что свидетельствует о его благородстве и благочестивости.
В итоге Фотима стала женой своего кузена Муборакшо. У них родился чуть ли не десяток дочерей плюс один сын, Гадо, мальчик умненький, скромный, благонравный, в отличие от старшего, сводного брата, буяна и задиры. По мнению патриарха, оно и понятно: один – чистых благородных кровей, а другой…
– От кривого дерева прямой тени не бывает, – завершил он рассказ. – Отец Зухура мало того, что простолюдин и в тюрьме сидел, он ещё из Матчи родом. Ты, конечно, знаешь, все матчинцы – разбойники.
– Ну, Зухуршо все же привёз гуманитарную помощь, – возразил я, чтобы вытянуть побольше сведений.
– Э, помощь – что такое? Мы газеты тоже читаем… – Старец вздохнул: – Раньше читали. Сейчас почту не возят, радио тоже молчит, где-то в горах провода порвались, починить некому… А помощь? Нет, нам эдакой милостыни не надо. Маленький узелок дадут, большой мешок заберут.
– Кажется, взять-то у вас особенно нечего.
На лице патриарха выразилось чрезвычайно учтивое и деликатное удивление по поводу моей неосведомлённости.
– Кое-что ещё имеем.
Я в свою очередь без слов изобразил учтивое недоумение: в толк не возьму, о чем вы.