| В студенческие годы и после, во времена нашей работы в фабричном Болтоне, я относился к нему с благоговением, однако чем более дерзкими становились его эксперименты, тем сильнее терзал меня страх. |
| I did not like the way he looked at healthy living bodies; and then there came a nightmarish session in the cellar laboratory when I learned that a certain specimen had been a living body when he secured it. | Мне не нравилось, как мой друг смотрел на живых и здоровых людей. Затем последовал кошмарный эксперимент в подвальной лаборатории, когда я понял, что человек, лежавший на операционном столе, попал Уэсту в руки еще живым. |
| That was the first time he had ever been able to revive the quality of rational thought in a corpse; and his success, obtained at such a loathsome cost, had completely hardened him. | Тогда ему впервые удалось восстановить у трупа рациональное мышление, но этот успех, купленный столь ужасной ценой, окончательно ожесточил его. |
| Of his methods in the intervening five years I dare not speak. | О методах, которые он применял в последующие пять лет, я не решаюсь говорить. |
| I was held to him by sheer force of fear, and witnessed sights that no human tongue could repeat. | Я не ушел от него только из чувства страха и был свидетелем сцен, которые человеческий язык не в силах описать. |
| Gradually I came to find Herbert West himself more horrible than anything he did - that was when it dawned on me that his once normal scientific zeal for prolonging life had subtly degenerated into a mere morbid and ghoulish curiosity and secret sense of charnel picturesqueness. | Я стал бояться Герберта Уэста гораздо больше того, что он делал - тогда мне и пришло в голову, что нормальное желание ученого продлить человеческую жизнь незаметно выродилось у него в мрачное кровожадное любопытство, в тайную страсть к кладбищенским эффектам. |
| His interest became a hellish and perverse addiction to the repellently and fiendishly abnormal; he gloated calmly over artificial monstrosities which would make most healthy men drop dead from fright and disgust; he became, behind his pallid intellectuality, a fastidious Baudelaire of physical experiment - a languid Elagabalus of the tombs47. | Любовь к науке вылилась в жестокое и извращенное пристрастие ко всему уродливому и противоестественному. Он невозмутимо наслаждался зрелищем самых отвратительных монстров, способным повергнуть в ужас любого здорового человека. За бледным лицом интеллектуала скрывался утонченный Бодлер физического эксперимента, томный Элагабал могил. |