Мистер Хогарт оповестил, что по законам штата шестнадцатилетний подросток имеет право на личный автомобиль.
Директор копнул глубже и согласился, напомнив, что иметь-то имеет, но вождение после полуночи и до утра ребенку запрещено, а также запрещено катать других подростков. Он так и сказал — «катать».
Мистер Хогарт ничего не имел против. Кит не ездит ночами, и у него нет друзей, которыми можно было бы напичкать несчастный «форд».
Директор сказал, что проследит за этим.
Мистер Хогарт поблагодарил его за рвение, и место на стоянке было выделено.
Наверное, «форд» и стал переломным моментом в отношении Кита. Минди легко перенесла отказ от вечеринки и зашла с другой стороны — предложила собрать группу поддержки для футбольной команды, куда Кит вкладывал все свои силы. Он согласился.
С радостью согласился, сказала Карла, которая слушала разговор, делая вид, что погрузилась в чтение школьной газеты. (Ну и дрянь там пишут, Томми!)
Минди сказала;
— Я все сделаю сама. Ни о чем не беспокойся.
Хотела бы я посмотреть, как Хогарт «беспокоится», резюмировала Карла. Незабываемое было бы зрелище.
Хогарта действительно сложно было вывести из равновесия.
Томми, черкая что-то в блокнотике, как-то придумал определение: в Ките было много неодушевленного. Еще чуть-чуть замкнутости, и его можно было бы назвать аутистом, но он им не был. На уроках всегда отвечал кратко и по существу — ни словом больше, как ни пытались учителя заставить его развить тему. Общался рваными емкими фразами и явно уставал от многословия и болтовни. Риторических вопросов не понимал, шутки игнорировал, хотя сам обладал тяжеловесным метким чувством юмора.
С ним было тяжело общаться — он не поддерживал тем о погоде, не примыкал к веселым компаниям и старательно обходил все разговоры, связанные с ним самим.
Он был единственным, кто не замечал в школьном коридоре большой корзины для валентинок, и не написал ни одного анонимного послания, хотя были такие, кто потратил уйму времени, сличая почерки.
Любовная тематика, на которой держалась вся непринужденная и двусмысленная болтовня старшеклассников, отлетала от него, как резиновый мяч от стенки. Пошлые шутки его не смешили, заигрываний он не понимал.
— Еще немного, и телки выстроятся в очередь, чтобы лечь под него, — сделал вывод Алекс. — Это беспроигрышная тактика, парень знает, что делает.
Алекс тоже наблюдал за Китом, но с другой точки зрения. Ему думалось, что у Хогарта особый, нью-йоркский стиль укладывания девочек в постель, и старательно изучал все приемы, а потом копировал: напускал на себя холодность, бубнил что-то под нос и подчеркнуто не замечал никого вокруг. Алекса надолго не хватало. Он мог просидеть такой неприступной глыбой максимум час, а потом снова начинал дурить, придумывать небылицы вроде той, что у всех психов член больше двадцати пяти сантиметров длиной, и значит, девочкам есть что поискать в штанах Стэнли.