Скаргин долго молчал, обдумывая что-то, потом спросил таким тоном, будто не был уверен, что поступает правильно, спрашивая об этом:
- Ваш отец погиб здесь, в городе, верно?
- Да, зимой сорок третьего.
- Скажите, вам известно, при каких обстоятельствах это случилось?
- Я вам уже рассказывал. Его схватили в январе и расстреляли за городом, у рва...
- Да-да... - подтвердил следователь. - Вы говорили, что его взяли как героя гражданской войны. Об этом знали многие, не правда ли?
Тихойванов напрягся.
- Да, многие...
Скаргин встал, прошелся вдоль стены и остановился рядом со стулом, на котором сидел Федор Константинович.
- А ведь в сорок третьем, в январе, Дмитрий Волонтир был здесь... Следователь постоял еще немного и вернулся на свое место.
Тихойванов провел рукой по лицу. Вспомнился незначительный, полузабытый эпизод - стычка, которая произошла с Дмитрием летом сорок первого года, сразу после начала войны.
Сам он в то время безрезультатно обивал пороги райкома комсомола, военкомата, ходил даже в профком завода, на котором работал, с просьбой посодействовать, чтобы его призвали в армию на два месяца раньше, чем ему было положено. Как-то, возвращаясь домой, он встретил в подворотне Дмитрия. Тот был навеселе. Пьяно покачиваясь, преградил дорогу и с напускным добродушием, как бы между прочим, попросил: "Слышь, Федька, ты скажи своему пахану, чтоб не задевал меня, а?" Тихойванов хотел обойти его стороной, но Дмитрий ухватил его за лацканы куртки и совсем другим, трезвым голосом, сплюнув в сторону, пригрозил: "Я не шучу, слышь, кореш. Не его ума дело, с кем я живу да почему добровольцем не прошусь. Пусть вон тобой командирствует. А будет нос совать не в свои дела, не посмотрю, что герой..." Тихойванов оттолкнул его, а Дмитрий вроде только того и ждал: размахнулся, и, целясь в подбородок, двинул кулаком в лицо. Они схватились, упали на землю, но борьба была короткой. Тихойванов положил его на обе лопатки, прижал к булыжной мостовой. "Ну, подожди, - процедил, задыхаясь, Волонтир. - Мы еще сквитаемся!"
Отца дома не было, и к вечеру инцидент забылся, потому что и раньше отношения с Дмитрием были натянутыми...
- Не знаю, не знаю... - тихо, как бы в забытьи, пробормотал Федор Константинович, однако, повторяя это, чувствовал, как в сознание проникает и укореняется там страшная мысль о том, что в сорок третьем в занятом немцами городе среди огромного количества человеческих трагедий разыгралась еще одна и участниками ее были его отец, прятавшийся в сапожной мастерской, и Дмитрий Волонтир, получивший при "новом порядке" почти безграничную власть над людьми... При мысли об этом по коже пробежал мороз.