Остаются позади его привычные пастбища, пестреющие кружевными дырами — следами педантично последовательных укусов. Он не замечает молоденькой поросли, перед которой, как правило, не в силах устоять. И не проявляет больше интереса к белой лилии, которую начал обгладывать до самого стебля, объединившись для этой варварской трапезы с другими такими же троглодитами. Он стремится все дальше с почти тщеславным упорством; похоже, что зов желудка уступил место смутному нетерпению.
Он забредает туда, где никогда не бывал, где у него нет больше знакомых вех. Это другая страна, иной мир, который, однако же, всегда существовал и в котором все повторяется. Те же потеки стекла на листьях, в траве — те же капли жидкого олова. Граница смазалась; он миновал ее, сам того не ведая. И все же ему кажется, что здешний воздух пьянит и веселит кровь.
И глядь — на выходе из проторенного меж стеблей тесного лаза, там, где рассеиваются земляные пары, такой же решительной поступью шагает другая улитка в похожем состоянии духа: разум еще затуманен утренней грезой, плоть будоражит пылкое и вместе с тем смутное влечение. Они замечают друг дружку и тотчас узнают в желании другого свое собственное желание, как если бы имели дело со своим отражением или двойником. Это царство медлительности, приятной лени, тянущегося и растягиваемого времени, однако между ними мгновенно пробегает искра, сразу устанавливается недвусмысленное согласие, намечается любовный союз. Забытый ими, мир вокруг сверкает и дробится в гранях жидкого кристалла.
Они сошлись неподалеку от анемонов, там, где узкая полоска шероховатой земли, еще влажной после дождя, сшившего упругим прозрачным стежком хмурую ночь и утреннюю зорю. Улитки подползают друг к другу для долгого и сладострастного боренья. Но прежде чем перевернуться набок, приладить свою мясистую ногу к ноге партнера и прилепиться к нему всеми своими оборчатыми присосками, они предаются предварительным ласкам. Первые нежности, первая сладостная дрожь, первые взаимные восторги. Ракушки подрагивают. Рожки помавают. Улитки гладят друг друга своими щупальцами-стебельками, трутся ими, скрещивают их с щупальцами партнера; стебельки чуть ли не сплетаются. Внезапно рожки в смятении съеживаются, и далее следует череда несмелых точечных прикосновений — словно чтобы привыкнуть к чересчур острому удовольствию. Осмелев, улитки с нежной настойчивостью продолжают ощупывать партнера, все время возле глаз.
Этот танец, исполненный воздушной грации, длится долго — и еще дольше для самих брюхоногих, живущих в иных, чем люди, времени и пространстве. Они словно не желают портить себе любовную игру безрассудной спешкой, комкая или вовсе минуя отдельные этапы. Они не должны торопить события, опережать свои желания и всеми правдами и неправдами стремиться к развязке.