Я воплей не выдержала и попросила:
— А дайте ему тоже.
— Что дать? — поинтересовался декан чертового факультета.
— Ну, заклинание… антипригарательное.
— Антипригарательное? — переспросил Владлен Азаэрович.
Я попыталась ответить, зевнула и, обвив шею декана руками, мирно засопела ему в плечо. И хорошо так было. И укачательно. И усыпательно. И спокойно.
Потом меня куда-то на мягкое положили, и обувку сняли, и одеялом нежным прикрыли, и…
Это был поцелуй. Это точно был поцелуй — мужские губы осторожно накрыли мои собственные, на миг замерли, словно боясь вырвать из объятия снов, затем с тихим вздохом касаются сильнее, захватывая, пленяя, вырывая тихий ответный стон. Но стоило мне застонать, как все прекратилось в то же мгновение.
Разочарованно вздохнув, я повернулась на бок, подставив ладошку под щеку, и прошептала укоризненно:
— Владлен Азаэрович, а вы меня поцеловали…
— Нет, Григорьева, тебе приснилось, — зло отрезал он.
— Поцеловали, — я зевнула. — И мне даже понравилось, как это ни ужасно.
Показалось, что вокруг вдруг стало очень тихо, как перед грозой.
— Что в этом ужасного? — прозвучал холодный голос Владлена Азаэровича.
— Все, — я снова зевнула. — Вы же этот, который самый паршивый тип мужчин.
И мне бы провалиться обратно в сон, но кто-то взбешенно спросил:
— Это какой?
Недовольно засопев, пояснила:
— Который невоспитуемый. Совсем. Вообще. Никак не воспитуемый. Полностью невоспитуемый. И даже частично невоспитуемый. Абсолютно невоспи…
— Хватит.
Согласно кивнув, я попыталась снова заснуть.
Не дали!
— Слушай, Григорьева, а ты ко мне на семейные разборки тоже после чаю от домовых заявилась?
Сонно нахмурившись, я переспросила:
— А как вы про чай поняли?
— У тебя на губах вкус смородины, — прошипел декан чертового факультета.
— А-а-а-а, — разочарованно протянула я, — так это вы алкоголь вынюхивали, а я думала — поцелуй… Обидно… Ну и ладно, буду страдать от неразделенных чувств на пару с Марой Ядовитовной, и пусть вам будет стыдно.
Я почти провалилась в сон, но тут рядом скрипнула кровать, принимая еще одно совершенно лишнее здесь тело, а после прямо возле моего уха раздался шепот:
— А у нас есть чувства?
Молча развернулась, пододвинулась к телу, обняла, ногу закинула для надежности, затем уткнулась носом в окаменевшее вдруг плечо, зевнула и призналась:
— Какие чувства? Вы вообще не в моем вкусе.
Поерзала, устраиваясь удобнее, и добавила:
— А давайте вместе спать? Удобненько же.
Потом я спала. И казалось, будто меня касается ветер. Именно он ласково отвел растрепавшиеся пряди волос, покрывал легкими поцелуями мое лицо, а еще обнимал, крепко и в то же время так бережно. И все бы ничего, но ветер вдруг спросил: