Он вытащил на свет все, учел все улики и раскрутил дело так, что суд просто не смог вынести обвинительный приговор. Не смог, понимаете? За этим процессом следила вся Великобриттия. А заключительная речь Карстера – это же песня! Эталон!
Монтроз вздохнул с явной завистью и восхищением.
– Но убил-то кто? – не выдержала Маред, зараженная азартом, льющимся от королевского стряпчего.
– А убийцу не нашли. Карстер, между прочим, часть речи посвятил тому, что защита должна участвовать в следствии наравне с обвинением, и он абсолютно прав… Но как он вел дело и какую сказал речь. У него был великолепный оппонент, пожилой прокурор Вессенфалер, матерый волчище от судопроизводства. Он позже признался, что готов был аплодировать Карстеру. Это была чистая победа. Красивая и окончательная, как удар милосердия…
– Вам следует чаще брать уголовные дела, ваша светлость, – пряча улыбку, сказала экономка.
– Увы… – с сожалением отозвался Монтроз. – Общество утратило вкус к истинной борьбе за справедливость, и суд уже не тот. Какие были процессы в прошлом веке… Поединки! Дуэли защиты и обвинения. Клянусь, я бы годовой доход конторы отдал, чтобы наверняка узнать, кто убил Леризена.
– А если все-таки братья Турсон? – спросила Маред, с удивлением глянув в незаметно опустевшую под рассказ Монтроза тарелку.
– Да хоть бы и они, – пожал плечами лэрд, вставая из-за стола. – Какая разница? Мне просто любопытно. И потом, у Карстера было много дел. Да у нас была плеяда великолепных юристов! Рекамье, Тюссен, Маккормик… Мастера! Таких уже не будет…
Безнадежно махнув рукой, он горько усмехнулся, возвращаясь к небрежной ленце взгляда и движений, потухая, пряча огонь в глазах. У Маред даже холодок пробежал по спине от такой резкой перемены, хотя в столовой было тепло. И надо же, платье действительно стало словно частью ее тела. Если в начале ужина Маред опасалась капнуть темным ореховым соусом на узкий манжет, то сейчас чувствовала себя так, словно всю жизнь в нем ходила. Разве что корсет был немного туговат, но это она просто увлеклась с едой.
– Тье Эвелин, – склонил голову Монтроз, – моя искренняя благодарность за ужин. А вас – небрежно в ее сторону – я жду наверху.
И снова Маред смотрела ему в спину, задыхаясь от обиды. Все испортил! В последний момент испортил такой вечер! Монтроз, что рассказывал о старом процессе и неприкрыто, по-мальчишески восхищался защитником, исчез, и Маред, едва познакомившись с этим новым Монтрозом, уже потянувшись к нему, осталась с его близнецом: холодным, жестким, закрытым и лишенным слабостей. Не Монтрозом-юристом, а Монтрозом-Корсаром.