И солнце смотрит на них так же отрешенно и равнодушно, словно устав созерцать одну и ту же картину скучной безрадостной жизни, длящейся лишь потому, что некому прервать ее нудное однообразное движенье.
Я прощаюсь с прошлым и подхожу к столпу. Его мощное тело, состоящее из множества цилиндров, поставленных друг на друга и испещренных уродливыми, похожими на обрубленные толстые сучья выступами, замерло в тишине. Я смотрю на гигантский столп, просчитывая первые десятки метров пути, и замечаю на тусклом стволе, высоко над мраморным постаментом, сначала одну фигурку смельчака, усердно карабкающуюся ввысь, потом другую — пониже, делаю несколько шагов вокруг столпа и вижу третью…
Значит, не я один. Нас четверо. Они решились раньше, чем я.
Пройдет время, и понадобятся новые столпы для тех, кто не захочет идти проторенным путем, как я не хочу этого. На сером стальном листе я замечаю отметину — кривой крест, оставленный гвоздем или шилом на неподатливой коже столпа. Тот который теперь наверху, кто борется со страхом и отчаянием, оставил для меня знак; смелее, этот путь опробован. Я пренебрегаю им, прохожу мимо и, понимая что поиск удобного для старта места может затянуться надолго, прижимаюсь телом к бездушному телу столпа, ставлю ногу на первый попавшийся стальной сук, хватаюсь рукой за второй ищу глазами третий, дотягиваюсь до него, переставляю ногу, вновь ищу глазами опору — и первые метры пути остаются подо мной, тяжелые, как цепи узника, сброшенные с усталых рук.
Я ползу вверх. Ноги скользят и срываются, руки окоченели — кажется, при каждом прикосновении к безжизненному металлу он, словно хищное животное, высасывает тепло из моих ладоней. Я делаю передышку, отогреваю дыханием сначала одну, затем другую руку и продолжаю подъем, но через несколько метров снова чувствую, как немеют ладони. Вселенский холод проникает в тело, подкрадывается к сердцу, и острая боль сжимает этот горячий комочек мышц, дерзкий и своенравный. Опять передышка. Я не рискую смотреть вниз, мой взгляд рвется вверх, где высоко надо мной, едва различимый, карабкается такой же, как я, бунтарь.
Я слежу за его медленным, но уверенным передвижением; меня неодолимо тянет наверх, и боль в сердце рассасывается, исчезает, словно испугавшись моей злости…
Пять цилиндров преодолены мной. Я готовлюсь перебраться на шестой и уже нахожу подходящий выступ, как вдруг с надрывным металлическим скрежетом, раздирающим слух, цилиндр сдвигается с места и начинает медленно поворачиваться вокруг своей оси. Он делает всего пол-оборота, но эти пол-оборота равносильны смерти, потому что теперь стальные сучья разбросаны так, что невозможно до них дотянуться. Я в отчаяньи. О спуске не может быть и речи — я неминуемо разобьюсь. Адский механизм! Какой злой гений придумал и построил тебя, снабдив ловушками грозящими гибелью? Он, твой создатель, предвидел все, и ему остается лишь усмехаться над отважными попытками одиночек, чья участь предрешена, и нет шансов выжить. Он умен и коварен. Он прирожденный победитель.