— Оксана, я понимаю твое состояние, но нам нужно поговорить. Присядь, ты должна меня выслушать.
Наш разговор длился около часа. Вернее, говорила Ольга Алексеевна, а я слушала. Час разговора, за время которого моя вселенная переворачивается с ног на голову. Вылив на меня махом весь поток информации, она молча поднимается на ноги и уходит, закрывая за собой дверь. Взваливая неподъемный груз на мои плечи. На плечи девятнадцатилетней девчонки.
Первый час после ее ухода, я вою белугой, катаясь по полу в истерическом припадке. Реву до рвоты, до спазмов в животе. И ничего не приносит мне облегчения. Но когда за окном сгущаются сумерки, я обессиленная от недавней истерики, молча смотрю в окно на темнеющее небо. Пытаюсь свыкнуться с мыслью, что иного выхода нет. Она права, черт возьми. И я должна сделать это. Потому что иначе, потеряю его навсегда.
На следующее утро, напичкав себя всевозможными успокоительными, словно робот, на негнущихся ногах я шла в СИЗО. Ольга Алексеевна всего одним звонком, смогла выбить для нас свидание. Смогла сделать то, что не получалось у нас с Андреем полторы недели. Но это все уже не важно. Ничего уже не важно. В моей голове нет ни одной эмоции, кроме отстранённости. Меня не ничего уже не способно напугать. Не пугает огромная металлическая дверь и решетка за ней, переступив которую я остаюсь наедине с враждебно настроенным конвоиром. Его недружелюбное, я бы даже сказала с нотками жестокости лицо, не способно вселить в меня ни капли страха или смятения. Плевать. Ничего не страшно, когда тебе уже нечего терять. Ни единой эмоции не вызвали жеманные руки, досматривающие меня на входе на наличие запрещённых предметов. Даже если бы он как те выродки, уложил меня сейчас на стол и начал насиловать, я бы покорно расставила ноги и смотрела со скукой на все это.
Но когда в маленькую комнатку для краткосрочных свиданий заводят его: исхудавшего, изможденного, с ссадинами и синяками на лице различной давности. Мое сердце захлебывается в дикой агонии. Оно бьется как бешеное, рыдает, истекает кровью, молит меня не делать этого. Чертово сердце. А когда увидев меня, его глаза уставшие глаза наполняются забытым светом, надеждой, я готова умереть на месте. Только не ломать все это на корню. Заметив гематомы на моем лице, он хмурится и взволнованным взглядом проходит по всему моему тлу, пока конвоир снимает с него наручники.
— Чертенок, — бросается он в мою сторону, так быстро и стремительно, что я не успеваю подготовиться и надеть на себя маску хладнокровия. Его сильные руки обхватывают меня и уже привычным движение он зарывается в основание моей шеи, а я, судорожно всхлипнув, стараюсь не дышать вовсе. Еще вчера за эти объятия я готова была жизнь отдать, а сейчас стою словно статуя, проклиная себя. Из последних сил, отталкиваю его от себя и отхожу на пару шагов.