Вот ему я руку протянула.
— Это Джефф Адамс, — сказал мне Паркер.
Полнейшее отчаяние обдало меня с ног до головы. А как только я пожала протянутую в ответ руку и получила укол этих эмоций прямо в сердце, пришлось изо всех сил бороться за то, чтобы устоять на ногах.
Расстроены были оба, но мистер Адамс изнутри казался просто кровавым месивом. Кто-то умер. Я бы поставила на это даже свой последний никелированный «глок».
— Присаживайтесь, пожалуйста, — еле-еле выдавила я и жестом предложила гостям присесть.
Сама я тоже села и хорошенько присмотрелась к Паркеру. А вдруг он со мной играет? Пробираться сквозь эмоции пожилого мужчины было сложно, но кое-какие чувства источал и Шут-Ник. Так я прозвала Паркера при первой встрече. Он заказал у меня выпить. Мы были в баре, когда им еще владел папа, и Шут-Ник прекрасно, черт его дери, знал, что я не официантка. Однако все-таки щелкнул пальцами и надменно ухмыльнулся. С тех самых пор мне постоянно хочется эти пальцы ему сломать.
— Что я могу для вас сделать? — нарочито холодно поинтересовалась я.
Поглазев на меня несколько долгих секунд, Ник покосился на мистера Адамса и, видимо, решил, что нужно взять вожжи в свои руки.
— На прошлой неделе, — начал он, откашлявшись, — дочь мистера Адамса была убита. Главный подозреваемый — ее бойфренд, свободный художник Лайл Фиске.
— Примите мои соболезнования, мистер Адамс, — сказала я, записывая имена розовой ручкой, которую стырила у Куки.
Ей-богу, ручки меня как будто избегают. Вечно, когда нужно, под рукой ни одной нет. Жаль, что меня не избегают призраки, как, например, азиатка, которую, судя по голосу, до чертиков бесила моя настольная лампа. Понять ее можно. От этой лампы одни проблемы.
Я сосредоточилась на сидящих напротив потенциальных клиентах. На мистера Адамса накатила очередная волна горя, которая врезалась в меня, как горячий нож — в масло. Я сжала ручку в кулаке, но блокировать поток энергии не стала. Мне нужно было почувствовать все, что чувствуют мои гости. Клиенты частенько мне лгут. Но они лгут и самим себе, так что я редко обижаюсь.
Однако вычислить ложь, в которую люди верят, гораздо сложнее. Мистер Адамс страдал по-настоящему. Его боль была душераздирающей. И все же я уловила намек на чувство вины, которое с каждым вдохом, как скрытая форма пневмонии, распространялась по стареющему телу.
Подробностей дела я не знала. В конце концов, меня даже в штате не было. Но пару дней назад кое-что слышала по новостям.
— Значит, вы хотите, чтобы моими стараниями этот бойфренд отправился за решетку до конца своей земной жизни, — сказала я без вопросительной интонации.