– Благодарю. – Вячеслав Алексеевич взял карточку и сунул ее в карман.
В комнату зашел человек в форме и махнул какими-то документами:
– Герман Сергеич!
– Что?
– На пару минут.
Крапивин убрал протокол в ящик стола, встал и подошел к офицеру. Пока они говорили, Вячеслав Алексеевич, закрыв глаза, повторял про себя то, что успел выхватить взглядом из протокола: «Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать. Михаил Михайлович Короткин. Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать…»
– Насчет вашей дочери… – к столу подошел Крапивин.
Вячеслав Алексеевич категорически перебил:
– Она не приедет.
– То есть как?
– Людмила не вернется в Россию до тех пор, пока все не прояснится.
– Дело в том, что с ее помощью все прояснится быстрее.
– Я так не думаю.
– Нет смысла продолжать разговор в том же духе, – сухо заметил Крапивин.
Вячеслав Алексеевич встал и направился к двери:
– Прощайте! И знайте: безопасность дочери для меня – прежде всего.
– До свидания. Я это учту.
* * *
Выйдя на крыльцо Следственного управления, Вячеслав Алексеевич остановился и смачно сплюнул, чего, будучи в обычном расположении духа, он никогда бы себе не позволил. Какие мысли были в его седой голове? Все до одной – черные. Им овладела ярость, которая, в свою очередь, породила чувство, напоминавшее мстительность. Вячеслав Алексеевич всецело поддался этому чувству, никаких других в тот момент он не испытывал.
– Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать. Михаил Михайлович Короткин… – зло повторил он и направился к своему автомобилю.
По дороге в Новогиреево Вячеслав Алексеевич словно тестировал себя, мысленно задавая вопросы: «Вот приеду я к нему… Что скажу? О чем стану просить? Смените, пожалуйста, показания… Моя дочь случайно подрезала машину сопровождения. Вы все неправильно поняли…»
Вячеслав Алексеевич в упор глядел на дорогу. Все мысли были только об одном – как защитить дочь.
«Предложить ему денег? Кажется, удачная мысль! – Он ухватился за эту идею. – Сколько может получать газелист? Пятьдесят или сто тысяч в месяц. А я ему – миллион. Сменит показания – купит машину. Чем плоха сделка?»
Вячеслав Алексеевич опустил дверное стекло и сплюнул на улицу. На этот раз от мерзостных мыслей.
«Лучше набью ему морду», – решил для себя он.
* * *
На улице Молостовых дома стояли не в ряд, а как придется. Дворы были узкими. Каждый поворот в конце дома сопровождался опасностью ободрать бок собственной машины или автомобиля того идиота, который припарковал его в «бутылочном горлышке».
Трудные маневры закончились у дома двадцать четыре, аккурат напротив первого подъезда, где жил человек, оговоривший его любимую дочь. Из машины Вячеслав Алексеевич вышел полный решимости, которая к четвертому этажу, ввиду неработающего лифта, переродилась в сердечную недостаточность.