— Да, я обратила на это внимание. Но почему вы представились нам как мистер Алджер и скрыли свое настоящее имя?
— Из гордости, наверно.
— Разве нужно стыдиться честного заработка только потому, что вы носите титул лорда? — сразу отреагировала мисс Теккерей.
— Я не имел в виду стыдиться работы. Просто неприятно признавать себя отщепенцем в собственной семье. Я старался сойти за добропорядочного трудолюбивого джентльмена скромного достатка. Что касается других обитателей дома, мне казалось, что ко мне отнесутся лучше без титула. Титулованная особа, снимающая дешевую квартиру в этом районе — согласитесь, что это вызвало бы ненужные подозрения. Никто бы просто не поверил, вы — в том числе.
Мисс Теккерей кивнула в знак согласия с его доводами.
— Мудро поступили, милорд. Шарки вас тут же обворовал бы, а мисс Уэйтли…
— Все это очень странно! — сказала я. — Неужели вы не могли исправиться, не поселившись на Дикой улице?
— Может быть, и мог. Но сначала отец был очень зол. Зарплата, которую он мне платит, не позволяет снимать квартиру в Олбани или подобном респектабельном районе. Он считал, что я ни на что не гожусь и хотел проучить меня. Впоследствии, когда мы помирились и успокоились, у меня все же не исчезло желание показать ему, что я на что-то гожусь.
— Ну хорошо, теперь вы его убедили и должны вернуться домой. Здесь неподходящее место для джентльмена! — сказала я строго.
— Не думайте, что вам удастся так легко избавиться от меня, Катрин. Положенный мне год я здесь доживу. Я нахожу Дикую улицу вполне подходящей… теперь, — он сделал ударение на последнем слове и заглянул мне в глаза, желая дать понять, что причиной его изменившегося отношения к улице являюсь я.
Мисс Теккерей вдруг решила, что нужно приготовить ужин поплотнее и, извинившись, оставила нас вдвоем. Ей показалось, что в воздухе запахло романтикой, у меня, однако, было совсем иное мнение на этот счет.
— Как насчет ваших дел с Шарки? — спросила я. Вы уверены, что лорду Долману будет приятно услышать, что вы помогаете карманному воришке?
— Он любит, когда заблудшие души возвращаются на стезю добродетели.
— Вам никогда не удастся вернуть на эту стезю Шарки.
— Никогда не употребляйте слова «никогда». Мне же удалось изменить самого себя.
— Неужели вы были настолько плохи?
— Не умел ценить время и деньги, бросал их на ветер. Не совращал невинных барышень, не мухлевал в карты, не убивал. Насколько я был плох, судите сами. Как вы считаете, я был исправим или безнадежен? — в его улыбке был вызов и приглашение к поединку.
— Я не настолько хорошо знаю вас, чтобы об этом судить.