Когда кучер Франта повернул коней и подвел их вброд к плотине, он заметил Боженку и Бобеша.
— Покатай нас, Франта!
Франта и в самом деле посадил их к себе на коня. Бобеш чуть не плакал от радости: он ни разу в жизни не ездил верхом на коне. И ведь только сейчас об этом мечтал!
— На Гнедую могу вас посадить, — сказал Франта, — Гнедая — смирная, а вот Серко — тот бедовый, так и норовит лягнуть.
Но что за дело Бобешу до Серко, раз уж он сидит на лошади! Теперь он желал только одного: чтобы его видели отец, мать, бабушка и дедушка. То-то удивились бы! Да и Мися, и Пеструха, и кролики — все бы просто диву дались.
— Ну как, Фердинанд, не страшно? — спросил Франта.
— Нет, не страшно, очень даже хорошо! — ответил Бобеш. Ему, однако, непонятно было, почему Франта назвал его Фердинандом.
Игравшие на плотине ребятишки прекратили игру и смотрели на ездоков.
«Ага, завидуете, братцы!» — подумал Бобеш.
Вдруг он увидел крестного.
— Крестный! Крестный! — громко закричал Бобеш.
Франта даже вздрогнул от неожиданности.
Крестный обернулся, смотрит во все глаза: куда же мог деться Бобеш? Голос его слышал, а самого его нигде не видно. А Бобеш смеялся, что крестный ищет его совсем не там.
— Тут я, крестный! На коне!
— Мать честная, курица лесная! — воскликнул крестный. — Откуда ты взялся, постреленок?
Когда они поравнялись с крестным, тот обратился к Франте:
— Смотри, Франта, как бы беды не вышло!
— Не бойтесь, дяденька, Гнедая — добрячка. На ней хоть дрова коли, хоть пляши — она и не шелохнется. А вот Серко — тот да, на него я бы не посадил.
— Ну-ну, и то забава для нашего плута!
Крестный похлопал Гнедую по крупу, потом полез в карман и выудил блестящую белую монетку в пять крейцаров.
— На, Бобеш, получай на гостинцы, раз уж ты такой лихой кирасир!
— Спасибо, крестный! — поспешно проговорил Бобеш, не помня себя от счастья.
Вот так бы ехать и ехать, на край света… Но все, даже самое хорошее, имеет свой конец. И потому, когда подъехали к усадьбе, Бобешу пришлось слезть с коня.
Боженка привела Бобеша на кухню. Он заробел и остался стоять у двери. За столом сидели какие-то люди; никого из них Бобеш не знал. Боженкина мать, хлопотавшая у плиты, обернулась и сказала:
— Бобушка, где ты пропадала, а? Ну-ка, беги в комнату, поужинаешь, да и баиньки пора. — Тут она заметила Бобеша и спросила: — А это чей парнишка?
— Это, мамочка, Бобеш Яноуш, я у них была.
— Яноуш? Из той хибарки под кленом? Ах, дочка, дочка, и где тебя только носит! Сколько раз я тебе, Бобушка, говорила, чтобы ты не смела соваться к чужим детям! Того и гляди, подцепишь какую-нибудь пакость!