– Послушай, а пигмей слышит сейчас нас?
– Естественно, я ведь не закрывался!
Я подошёл к лежащему телу. Старый, морда сморщенная, весь какой-то дряхлый, и рубище на нём мятое, грязное, замызганное. А вот взгляд… взгляд несломленной личности, сильной, волевой. Н-да, иметь такого в рабах себе дороже. Но и убивать…я конечно их ненавижу, но чтобы хладнокровно убить его? Уже не смогу. Пусть сам решает.
– Эй, тело! Слышишь меня? – обратился я к пигмею – мотни головой если слышишь.
Грязное недоразумение закивало головой, как маятник.
– У тебя два варианта. Какие, ты уже слышал. Я и так вмешался в твою жизнь, вернее смерть, теперь, что с тобой будет дальше, решишь сам. Захочешь умереть, кинжал вон лежит. Если выберешь второй вариант, чего мне собственно не хочется, то Великий скажет, что делать. Подумал? Так каково ваше решение, милостивый государь? Ответ, быстро!
На лице у старика появились слёзы. Он, наверное, не понимал, как ребёнок может так командовать. Ничего, пусть привыкает, мы и не так ещё могём!
– Второй! Я должен жить, у меня не закончены дела, не выполнены клятвы и есть обязательства. Там, за порогом, меня не примут! Даже в качестве раба, но я должен жить, и сам прерывать жизнь не буду. Хочешь, убей меня сам, я ведь вижу, что ты нас каннов ненавидишь – зло, смотря мне в глаза, прорычал мой первый раб.
– Как скажешь, ты сделал свой выбор! – и, уже обращаясь к рядом стоящему бобику, сказал: – Какие наши действие дальше?
– Снимайте рубахи, мне нужны ваши предплечья. И предупреждаю, будет очень больно. И, малыш, ничего не бойся и не удивляйся. Если хочешь, закрой глаза. Но тогда пропустишь весьма интересное зрелище.
Я отошёл на противоположный край алтаря, чтобы раздеться, уж больно сильно вонял старый пигмей, снял перевязь с ножами, вытащил томагавки из-за пояса, скинул футболку.
Пигмей разделся ещё раньше и стоял теперь на коленях, обхватив свои хлипкие плечи трясущимися руками, его била крупная дрожь и хотя вокруг была ночь, но было тепло, замёрзнуть он не мог, значит, от пережитого его так колотит.
Бобик устроился посередине алтаря, уселся на задницу и, запрокинув голову назад, закрыл глаза. Настраивается, наверное. Мы с пигмеем молчали, ожидая, когда пёс очнётся от своей медитации. Прошло немногим более часа. Когда бобик очнулся, посмотрел на нас так, не очень хорошо, как смотрят учёные на подопытных кроликов. Мне сразу стало дурно от предчувствий, вот же, экспериментатор хренов, ведь он это никогда не делал, как загорелся, глаза сверкают, пасть раскрыл, язык вывалил, только слюна не бежит!