|
But if his morals were shocked on the landing, his respect for the cardinal was scandalized in the antechamber. | Но если на площадке был нанесен удар его добронравию, то в приемной поколебалось его уважение к кардиналу. |
There, to his great astonishment, d'Artagnan heard the policy which made all Europe tremble criticized aloud and openly, as well as the private life of the cardinal, which so many great nobles had been punished for trying to pry into. | Здесь д'Артаньян, к своему великому удивлению, услышал, как критикуют политику, заставлявшую трепетать всю Европу; нападкам подвергалась здесь и личная жизнь кардинала, хотя за малейшую попытку проникнуть в нее, как знал д'Артаньян, пострадало столько могущественных и знатных вельмож. |
That great man who was so revered by d'Artagnan the elder served as an object of ridicule to the Musketeers of Treville, who cracked their jokes upon his bandy legs and his crooked back. Some sang ballads about Mme. d'Aguillon, his mistress, and Mme. Cambalet, his niece; while others formed parties and plans to annoy the pages and guards of the cardinal duke-all things which appeared to d'Artagnan monstrous impossibilities. | Этот великий человек, которого так глубоко чтил г-н д'Артаньян-отец, служил здесь посмешищем для мушкетеров г-на де Тревиля. Одни потешались над его кривыми ногами и сутулой спиной; кое-кто распевал песенки о его возлюбленной, мадам д'Эгильон, и о его племяннице, г-же де Комбалэ, а другие тут же сговаривались подшутить над пажами и телохранителями кардинала, - все это представлялось д'Артаньяну немыслимым и диким. |
Nevertheless, when the name of the king was now and then uttered unthinkingly amid all these cardinal jests, a sort of gag seemed to close for a moment on all these jeering mouths. | Но, если в эти едкие эпиграммы по адресу кардинала случайно вплеталось имя короля, казалось - чья-то невидимая рука на мгновение прикрывала эти насмешливые уста. |
They looked hesitatingly around them, and appeared to doubt the thickness of the partition between them and the office of M. de Treville; but a fresh allusion soon brought back the conversation to his Eminence, and then the laughter recovered its loudness and the light was not withheld from any of his actions. | Разговаривавшие в смущении оглядывались, словно опасаясь, что голоса их проникнут сквозь стену в кабинет г-на де Тревиля. Но почти тотчас же брошенный вскользь намек переводил снова разговор на его высокопреосвященство, голоса снова звучали громко, и ни один из поступков великого кардинала не остался в тени. |