Как я здесь оказалась — это ведь тоже такая неизвестно кем подкрученная случайность. Никто особенно не уговаривал и не готовил, а просто все сошлось и как-то стало «все ясно» чуть не с первого дня. Когда Катя призналась, с кем живет, я так сразу и поняла — судьба, рыпаться бесполезно. Этап встреч и писем был, но короткий, вспомнить почти и нечего. А первая ночь уже здесь, со всеми, была даже и не «моя», а Ма́шина — то есть «приняли» меня через нее, она как будто меня сыграла для меня же, а я смотрела. И это идеально получилось, с моими-то заморочками — вот именно так мне и надо было, я потом поняла. Если б тогда все на меня накинулись на радостях, на мозги бы сели, нужно было бы соответствовать, я бы закрылась моментально... может, сбежала бы просто. А подсмотреть так сбоку, но сразу главное — это было нестрашно и здорово, и вот... и захотела, и решилась. (Хотя до сих пор и не знаю, чья это идея была, скорее всего Катина, это ж надо меня знать, чтоб так попасть, но она не признается. Или опять случайная удача?) Вообще очень помнится та первая ночь, хотя потом бывало сильнее, да и лучше.
Сначала, помню, жутко волновали все эти вопросы: кто с кем, чья очередь, как и где и сколько раз. Сейчас смешно, и немножко стыдно, хоть я и не помню никаких воспитательных разговоров. Как-то из воздуха понялось, впиталось. Просто мне же всегда все надо привязать к понятному... вот увидела, что тут прежде всего трахаются, и надо же выяснить все правила.
А правил тут как раз полно всевозможных, но это скорее литературное творчество, кодексы, манифесты, чеклисты, просто речения всякие. Но когда надо действительно быстро объяснить что-то, как вот мне в первые дни, то это все, как выясняется, «не то», надо новое сочинять, новая жизнь — новые правила. И вот мы писали все вместе эти «правила жизни», а потом еще решили, что как новичок я могу три своих новых закона добавить, без обсуждения (пока не придумала, что). Впрочем, даже и эти не слишком соблюдаются, как я погляжу, и наказаний никаких нет, вообще все как-то по молчаливому согласию решается. (Чуть не написала «по соитию».) Или если не молчаливому, то кто-нибудь выдаст какой-нибудь афоризм, и всем все понятно. То есть правила все эти — не конституция, а скорей уж моментальный снимок того, что сейчас у нас «катит» и «торкает». И мелочность эта детская — не раздражает, а будто бы даже успокаивает: ну вот нету в мире важнее, чем какой ширины трусики сбоку.
А.Н. говорит, что любовь и секс — настоящие, надолго — это продукт ума прежде всего, что у нас тут отбор не столько на прочность чувств или там социабельность, сколько на «понимание в жизни». Потому что дураки не бывают по-настоящему счастливы никогда. Видеть, замечать, понимать, учиться, пробовать, удивляться... (что-то еще забыла) — это все коррелирует с интеллектом прежде всего. (О как, получается, я экзамен выдержала, чтоб сюда попасть — знают же, чем тщеславие зацепить!) Умный не может не любить, потому что понимает центральность этого в мире, видит, что это единственный, зато самый сильный вечный двигатель (а у глупого вместо любви или жадное «мне-мое», или ему это просто как поесть или в туалет сходить). И возбуждает по-настоящему не просто когда тебе отдаются, а когда отдает и берет тот, кто все понимает, и тебя понимает, и себя, и видит насквозь уловки природы, но достаточно умен, чтобы поднять их на совсем другой уровень.