Какое-то время мы танцевали, потом остановились, но Спенсер продолжал удерживать меня в объятиях, глядя на меня странно потемневшим взглядом.
— Ты так прекрасна, — прошептал он. — Мужчины будут драться за право потанцевать с тобой.
— Мне не нужны другие мужчины, — так же шёпотом и так же, не отрывая от него глаз, ответила я. — Мне нужен только ты!
— Айрис, моя Айрис! — Спенсер медленно наклонился, и его губы нежно-нежно коснулись моих.
Какое-то время мы стояли и целовались. Я, следуя какому-то инстинкту, повторяла за Спенсером все движения губ, и это было так приятно, и сердце моё снова замерло, а потом застучало быстро-быстро, и его сердце билось в унисон с моим.
— Моя Айрис, моя дорогая, любимая девочка, — шептал он, оторвавшись от моих губ. — Я люблю тебя, я так давно тебя люблю!
Я не верила своим ушам, моя самая невероятная мечта сбылась, Спенсер любит меня, любит! Мне хотелось петь и прыгать так, чтобы штукатурка осыпалась с потолка, но я лишь прижалась к нему крепче и ответила:
— Я тоже люблю тебя, Спенсер.
Немного позже, когда, вдоволь нацеловавшись, мы сидели, обнявшись, у камина в гостиной — бальное платье я сменила на обычное, домашнее, — Спенсер объяснил, почему вначале держался так отстранённо:
— Я не мог иначе. Я не имел права даже мечтать о тебе, потому что хотел, чтобы у тебя была нормальная жизнь — семья, дети. И хотя моё сердце разрывалось от боли, когда я представлял тебя в объятиях другого, я бы отошёл в сторону, лишь бы ты была счастлива. Но даже всех моих сил и денег оказалось недостаточно, чтобы дать тебе нормальную, человеческую жизнь, хотя я старался, видит бог, я старался. Я до последнего надеялся, что даже если ты и не встанешь на ноги, всё равно найдётся тот, кто полюбит тебя так же сильно, как я. Для кого будет не важно, что твоя нога искалечена, он полюбит тебя саму, ты же такая красивая, умная, солнечная девочка, ты озарила бы жизнь любого. Но эти глупцы не видели дальше собственного носа. Ты не права — я тоже видел, как они на тебя смотрят. Поэтому, когда я вернулся с охоты и застал тебя рыдающей от отчаяния, то понял, что не стоит ждать чуда, оно не произойдёт. Зато это дало надежду мне — я с чистой совестью мог обратить тебя, любить тебя, сделать тебя своей. Моя Айрис, только моя!
— Ты поэтому вёл себя со мной, как с ребёнком?
— Да. Я скрывал свои чувства, как мог, хотя это было сложно. Я хотел, чтобы ты видела во мне лишь опекуна, чтобы была открыта для чувств того человека, который тебя полюбит…
— У тебя не получилось — я полюбила тебя. Не сразу, конечно. Вначале ты казался мне слишком взрослым, умным, таким… недоступным. Но… это всё равно не помешало мне полюбить тебя, Спенсер. Мой Спенсер, только мой.