— Теперь, сын мой, — говорил викарий, — когда у тебя имеются свободные деньги и время, ты мог бы наведаться ко мне в приходский дом и посмотреть, как выхаживают пчел. Потом купишь несколько ульев, и будет у тебя мед для себя или на продажу и воск для костела. Ибо и при большом достатке, сын мой, не мешает помнить о боге и разводить пчел.
Не успел от Слимака отойти викарий, как подошел к нему Гжиб. У старика горели глаза, и заговорил он с недоброй усмешкой:
— Что, Слимак, придется вам нынче угощать всю деревню при такой-то удаче в делах?
— Вы меня не угощали, когда свои дела делали, так и мне ни к чему вас угощать, — резко ответил Слимак.
— Где уж мне, ведь я и на коровах столько не зарабатывал, сколько вы на курах.
— Зато вы на людях куда больше зарабатываете.
— Правильно сказано, — поддержал Слимака Вишневский и принялся его обхаживать, прося одолжить сто злотых до нового года.
Получив отказ, он втерся в толпу мужиков, собравшихся у костела, и стал бранить Слимака, обвиняя его в гордости:
— Гляди, до чего заважничал; этак он скоро и говорить не захочет с мужиками…
— В имение звали его жать, не пошел, — вставил словечко приказчик.
— А баба его так и развалилась на первой скамье перед алтарем, — прибавил Войтасюк.
— Богатство всегда голову кружит, — заключил Ожеховский, и мужики вошли в костел.
Деньги, выданные Овчажу на сапоги, не принесли ему счастья. Когда смиренно, как всегда, он стал на паперти, чтобы не мозолить глаза господу богу своим потертым зипуном, на него гурьбой набросились нищие, упрекая его в том, что он никогда не подает милостыни. Он пошел в корчму разменять три рубля; тут к нему привязался шинкарь:
— Как, пан Мацей, насчет моих денежек?
— Каких денежек?
— Уже позабыли?.. А вы с самого рождества задолжали мне семь злотых.
— Слыхали! — возмутился Овчаж. — Спросите по всей деревне, всякий скажет, что вы мне сроду не отпускали в долг, а если я выпью когда, то за наличные.
— Это правда, — ответил шинкарь. — Но когда вы на рождество напились пьяным, вы меня так обнимали, так целовали, что мне пришлось дать вам в кредит водки, пива, араку да еще баранок.
— А свидетели у вас есть? — с раздражением спросил Овчаж. — Право слово, смошенничать хотите.
Шинкарь с минуту подумал.
— Свидетелей у меня нет, — сказал он. — Поэтому до сих пор я к вам не приставал насчет этих денег. Но я с вас и не спрошу мои семь злотых, если вы здесь, при народе, поклянетесь, что тогда не целовали меня и не просили дать вам в долг. Тьфу, — сплюнул шинкарь, — стыд и срам, что батрак такого порядочного хозяина обманывает бедного еврея… Я вам прощаю, Овчаж, этот долг, но чтобы больше ноги вашей не было у меня в корчме, потому что мне за вас стыдно.