Пока он шел, на дворе стемнело, и в корчме зажгли огонь. Отворив дверь, Слимак увидел за столом Гжиба и Лукасяка. При свете сальной свечи мужики в тяжелой зимней одежде походили на огромные камни, какие дремлют кое-где в полях, охраняя межи. За стойкой сидел Иосель в грязной полосатой фуфайке. У него был острый нос, острая бородка, острые кончики пейсов, острые локти, даже во взгляде было что-то колючее.
— Слава Иисусу Христу! — поздоровался Слимак.
— Вовек! — небрежно ответил Иосель.
Гжиб и Лукасяк, сидевшие, развалясь, за столом, только кивнули ему головой.
— Что нынче пьют хозяева? — спросил Слимак.
— Чай, — ответил шинкарь.
— Дай-ка и мне. Да черного, как смола, и побольше араку.
— Вы пришли сюда чай пить? — насмешливо спросил Иосель.
— Не за чаем я пришел, а разузнать…
— О том, что вам наговорила Собесская, — проворчал шинкарь.
Слимак уселся подле Гжиба и повернулся к нему.
— Вы что, имение надумали покупать у пана?
Мужики взглянули на Иоселя, он усмехнулся. Наконец ответил Лукасяк:
— Э-э… Так, толкуем от нечего делать!.. Да и у кого в деревне найдутся деньги на такое дело?
— Вы двое могли бы купить, — заметил Слимак, — вы да Гжиб.
— Может, и могли бы, — подхватил Гжиб, — да для себя и для своих деревенских.
— Ну, а я что же? — спросил Слимак.
— Вы нас не пускали в свои дела, так не суйтесь в наши.
— Не ваше это дело, а общее.
— Именно мое! — горячился Гжиб.
— Такое же, как и мое.
— Именно не такое… — настаивал на своем старик, стуча кулаком. — Не понравится мне кто, не приму его в долю — и баста!..
Шинкарь усмехнулся.
Лукасяк, заметив, что Слимак бледнеет от бешенства, взял Гжиба за руку.
— Пошли, кум, домой, — сказал он. — Чего ругаться, когда и дело-то еще неверное? Пошли, кум.
Гжиб взглянул на Иоселя и поднялся с лавки.
— Стало быть, без меня хотите покупать? — снова спросил Слимак.
— Цыплят-то вы летом скупали без нас, — ответил Гжиб.
Оба пожали руку Иоселю и вышли из корчмы, не простясь со Слимаком.
Шинкарь посмотрел им вслед, продолжая усмехаться.
Когда скрип шагов по снегу затих, он повернулся к Слимаку.
— Ну, хозяин, видите, как нехорошо у евреев хлеб отбивать? Из-за вас я потерял рублей пятьдесят, а вы и всего-то заработали двадцать пять, зато вражды себе нажили в деревне на целую сотню.
— И они без меня купят землю у пана? — спросил Слимак.
— А почему бы им не купить без вас? Какое им дело, что вы на этом потеряете, если им будет хорошо?
Мужик покачал головой.
— Ну-ну! — прошептал он.
— Я, верно, мог бы помирить вас с деревней, — продолжал Иосель, — но зачем мне это? Один раз вы уже меня обидели, а сердце у вас никогда ко мне не лежало.