Не менее часу продолжался ливень; наконец, запыхавшись, буря захотела передохнуть, и тогда послышался шум Бялки; она уже вышла из берегов. По дорогам во всю ширину текла грязная вода, по склонам холмов журчали ручьи, луга затопило, по другую сторону насыпи разлилось озеро.
Через минуту снова потемнело, на горизонте сразу в нескольких местах засверкали молнии, дождь усилился, молния ударила в дорогу. Ветер гнал косые потоки дождя, разметывал их и рвал; мир потонул в водяной пыли.
У Слимака во время грозы все собрались в передней горнице. Овчаж зевал, сидя на краю лавки, подле него Магда баюкала завернутую в зипун сиротку, тихонько напевая: «А-а-а!..» Хозяйка, недовольная тем, что дождь погасил огонь в печке, ходила из угла в угол, а Слимак, поглядывая в окно, гадал, побьет ли ливнем его хлеба?.. Один только Ендрек был весел; он поминутно выбегал на дождь и, промокнув до нитки, со смехом влетал в хату, уговаривая Магду и Стасека идти с ним.
— Идем, Стасек! — говорил он, дергая брата за руку. — Дождь теплый — красота!.. Ну, вымокнешь, конечно, зато и весело же будет!..
— Не тронь его, — отозвался отец, — видишь, ему неможется.
— Да и сам не бегай по двору, всю хату мне затопчешь, — вмешалась мать.
В эту минуту ударил гром.
— Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его, — зашептала хозяйка.
Магда перекрестилась. Овчаж протер глаза, но снова задремал, а Слимак буркнул:
— Где-то близко…
Ендрек, ухмыляясь, прислушивался к раскатам грома.
— Вот так грохочет!.. Ух, а сейчас-то как!.. — кричал он. — Ежели из десяти ружей сразу выпалить, и то бы такого грохоту не было! Ничего себе, разошелся господь бог…
— Молчи, дурень, — рассердилась мать, — смотри, еще в тебя ударит…
— А пусть, — хвастливо ответил мальчик. — Вот возьмут меня в солдаты, там еще того пуще будут стрелять, и то мне ничего не сделается.
И он опять выскочил из дому, чтобы через минуту вернуться мокрым с головы до пят.
— Этот щенок ничего не боится, — говорила повеселевшая мать, поглядывая на мужа.
Слимак пожал плечами.
— Что ж, он баба, что ли?..
Овчаж дремал, время от времени машинально отгоняя мух. На дворе по-прежнему лил дождь, гром не переставая гремел, молнии вспыхивали сразу по всему небу.
Среди этих людей со стальными нервами, где один думал о своем урожае, другой спал, а третий радовался непогоде, оказался ребенок, который всем своим существом ощущал мрачную мощь разбушевавшейся стихии. Это был Стасек, деревенский мальчик, непонятно почему болезненно впечатлительный.
Он, как птицы, предчувствовал бурю и, охваченный тревогой, с утра уже не находил себе места. При виде надвигающихся туч ему мерещился какой-то сговор между ними, и он старался разгадать их злобные замыслы. Он ощущал боль прибитой дождем травы и вздрагивал, представляя себе, как должно быть холодно земле, затопленной водой. Воздух, насыщенный электричеством, покалывал все его тело, молнии обжигали глаза, а каждый удар грома словно поражал его в голову и в сердце.