Ни в чем, решительно ни в чем дурном нельзя было их упрекнуть, но одного их соседства оказалось достаточно, чтобы он разорился и чтобы опустел его дом. Как от кирпичного завода идет дым, иссушающий поля и леса по всей округе, так и от их колонии исходила гибель, уносившая людей и животных… Что он мог сделать против них? И разве не немцы вырубили вековой лес, раздробили искони лежавшие в поле камни, выгнали помещика из усадьбы?.. А сколько работавших в имении людей, лишившись места, впали в нищету, спились и даже стали воровать?
И только сейчас, впервые, у Слимака вырвалось отчаянное признание:
— Слишком близко к ним я живу… Тем, кто подальше от них, они не так вредят… — И, подумав, он прибавил: — Что толку, если останется земля, а люди на ней перемрут?..
Эта новая мысль показалась ему до того безобразной, что ему захотелось поскорей избавиться от нее. Он заглянул к жене — как будто спит! Подкинул дров в печку и стал прислушиваться к возне крыс, прогрызавших потолок. Снова его поразила тишина в доме, а в завывании ветра снова послышался голос: «Был я голоден — и не накормили меня, был наг…»
Вдруг во дворе раздались чьи-то шаги. Мужик поднялся и выпрямился в ожидании. «Ендрек?.. — мелькнула мысль. — Может, и Ендрек…» В сенях скрипнула и захлопнулась дверь, чья-то, видимо чужая, рука нащупывала вход в хату. «Иосель?.. Немец?..» — думал мужик. И вдруг в ужасе отшатнулся, у него в глазах потемнело: на пороге стояла Зоська.
В первую минуту оба молчали: наконец Зоська произнесла:
— Слава Иисусу Христу…
И, повернувшись к огню, стала растирать озябшие руки.
Овчаж, сиротка, Зоська — все смешалось в сознании Слимака; он глядел на нее, как на выходца с того света.
— Ты откуда взялась? — наконец спросил он сдавленным голосом.
— Из тюрьмы меня выслали в волость, а в волости сказали, чтобы я искала себе работу, что у них, дескать, нет денег для дармоедов.
И, увидев в печке полные горшки, она облизнулась как собака.
— Хочешь есть? — спросил Слимак.
— А то…
— Так налей себе миску похлебки. Хлеб тут.
Зоська сделала, что ей велели. Начав есть, она спросила:
— А вам не потребуется работница?
— Еще не знаю, — ответил Слимак. — Баба моя захворала.
— Скажите!.. А пусто у вас стало. Магда-то где?
— Ушла.
— Ха!.. А Ендрек?
— Забрали его нынче в суд.
— Видали?! А Стасек?
— Утонул он у нас летом, — прошептал мужик и помертвел при мысли, что Зоська спросит его об Овчаже и дочке.
Но она ела жадно, как зверь, и ни о чем больше не спрашивала.
«Знает она или не знает?..» — думал мужик.
Поев, Зоська глубоко вздохнула и вдруг весело хлопнула себя по коленке. Слимак приободрился. Неожиданно она спросила: