Корова опять заревела (обе они то и дело мычали с самого полудня), и Иойна свернул с дороги посмотреть, что делается у Слимаков.
«Может, и заработаю что-нибудь у них», — подумал он.
Войдя во двор, старик поглядел по сторонам и, качая головой, направился к конюшне.
— Слимак!.. Пан хозяин!.. Пани хозяйка, вы здесь?.. — кричал он, стуча в стену.
Отворить дверь он побоялся, чтобы, в случае если хозяев не окажется, его не упрекнули, что он суется, куда его не звали.
— Кто там? — откликнулся Слимак.
— Это я, старый Иойна, — ответил он.
И, приоткрыв дверь, спросил с удивлением:
— Что у вас случилось?.. Что с вами, Слимак?.. Где хозяйка?..
— Померла.
— Как так померла? — попятился старик. — Что за шутки такие? Ай-ай! А может, и в самом деле померла? — прибавил он, вглядываясь в покойницу. — Такая хорошая хозяйка! Ай, какое несчастье свалилось на вас, не дай бог… Тьфу! — сплюнул он. — А чего вы лежите, Слимак? Надо же похороны устроить.
— Зараз двоих будут хоронить, — буркнул мужик.
— Как это так — двоих?.. Вы что, захворали?
— Не.
Еврей покачал головой, сплюнул и задумался.
— Но так же невозможно, — сказал он, — если вы не хотите трогаться с места, я сам дам знать, только скажите кому.
Слимак молчал, но опять заревела корова.
— Чего она размычалась, ваша скотина? — спросил с любопытством Иойна.
— Верно, оттого, что не поена.
— А что же вы ее не напоили?
Мужик не отвечал. Еврей постоял с минуту, потом постучал пальцем по лбу, бросил на землю мешок, палку и спросил:
— Где у вас ушат, хозяин? Где ведро?..
— Отстаньте вы от меня! — сердито проворчал мужик.
Но Иойна не отступал. Он разыскал в закуте ведро и бадейку, несколько раз сходил к проруби за водой, напоил коров и поставил полную кружку возле Слимака. К коровам Иойна питал особую слабость: более полувека он тщетно мечтал когда-нибудь обзавестись собственной коровой или хотя бы козой.
Отдышавшись после непосильной работы, он опять спросил Слимака:
— Ну, как же будет?
Мужика тронуло его сострадание, ко из апатии не вывело. Он только приподнял голову и сказал:
— Ежели повстречаете Гроховского, накажите ему от меня, чтобы не позволял продавать мою землю, покуда Ендрек не подрастет.
— А что мне сказать в деревне?.. Я туда иду.
Но мужик уже укрылся тулупом и замолчал.
Уткнувшись подбородком в кулак, еврей долго стоял, раздумывая. Наконец затворил дверь, взял свой мешок, палку и пошел, но не за мост, в деревню, а вверх по дороге. Сочувствие бедняка к чужому несчастью было настолько сильно, что в эту минуту он позабыл о собственных горестях и думал только о том, как спасти Слимака. Верней, даже не думал, а не умел отделить Слимака от себя. Ему казалось, что это он сам, Иойна, лежит в конюшне подле умершей жены и что любой ценой он должен вырваться из этого ужаса.