Обнять бы сейчас Твана за шею да разрыдаться в голос! Может, мне стало бы легче? Аделин говорила, слезы вымывают горе, как дождь смывает пыль и грязь…
– Ты куда, хозяйка? – окликнул бродяга, но я уже была снаружи.
Дождь почти перестал, но редкие капли все-таки прочертили мокрые дорожки на моих щеках.
«Ни за что тебя не прощу! – подумала я, глядя в небо и не моргая, хотя вода заливалась в глаза и текла по лицу. Слез у меня нет, так пусть дождь будет вместо них! – Нет, не так… Ты не виноват. Ты ушел и оставил меня не по своей воле, правда, Саннежи? Тебя погубила эта тварь, это отродье фей… И я доберусь до него, чего бы мне это ни стоило! Я убью его за тебя, за отца, за сестру, за себя, наконец… Я отомщу и сделаю это с наслаждением! Ты бы понял, Саннежи. Ты бы с радостью поддержал меня, если бы мог, я знаю!»
Тучи на мгновение разошлись, и солнечный луч коснулся моего лица, будто приласкал и утер ненастоящие слезы: так делал мой князь, когда на охоте я, заляпанная грязью выше бровей, отказывалась умыться, – хватал в охапку и оттирал мою физиономию, пока я не становилась достаточно чистой, по его мнению. Но это было давно, когда я еще и подростком не считалась…
– Он тебя слышал, – негромко сказал за спиной Рыжий. – Он ведь там, куда уходят после огненного погребения, где-то за облаками.
– О чем ты? – Я вытерла лицо.
Солнце скрылось, но дождя больше не было.
– Так говорят в моих краях об умерших, – пожал он плечами. – Кого-то кладут в землю, и они прорастают деревьями и травой. Кого-то опускают в море, и они становятся морской пеной и яркими огнями, что тянутся за кормой летними ночами. А кого-то пожирает жаркий огонь, и они уходят высоко, выше, чем летают птицы, к самому солнцу, и оттуда могут видеть, что творится на земле.
– Ясно…
Я вновь посмотрела на небо.
«Саннежи, – подумала я, – если ты меня слышишь… Прости меня. Мне было невдомек, что ты любишь меня на самом деле. Что взять с глупой девчонки… Я все поняла – благодаря этому бродяге, – но слишком поздно. Тебя не вернуть. Я бы что угодно…»
– Замолчи! – шершавая ладонь Рыжего закрыла мне рот.
– Ты что себе позволяешь? – прошипела я, вывернувшись и утерев лицо.
– Ты говорила про себя, – сказал он, сощурив темные глаза. – А я немного умею читать по губам. Никогда – слышишь? – никогда не произноси подобного! Ни вслух, ни мысленно! Тебя могут услышать… и ответить.
– Ты же сказал, что фей в наших краях не осталось, – напомнила я, передернувшись.
– Но есть и полукровки, не забывай, и многие достаточно сильны, чтобы исполнить твое желание, как это случилось с твоей сестрой, – серьезно сказал Рыжий. – Держи язык за зубами, хозяйка, не то сама потом пожалеешь. Слыхала, может: слово не воробей, вылетит – не поймаешь! Вот то-то и оно…