– Маррис, мне казалось, ты стараешься верно служить королю, чтобы тот не припомнил твоему отцу его дерзких речей, – сказала я.
– Так и было, госпожа, – серьезно ответил он. – Да только отец умер в середине лета, а я постарался, чтобы об этом никто не узнал. Письма за него пишет старый камердинер, который помнит отца с детства и знает о нем все или почти все. Случайных гостей в нашем поместье не бывает, а если и появляются, то… отец недомогает и никого не принимает. Если уж станут настаивать, тот же камердинер его подменит: в постели, в подушках и пледах, грелках и примочках – поди отличи одного немощного, выжившего из ума старика от другого! – Маррис помолчал и добавил: – Это не я придумал, а сам отец. Он давно болел. И сожалел только о том, что сам уже не может собрать верных людей да скинуть самозванца с престола!
– За такие слова нынче вздергивают на первом же суку, – подал голос Клешнявый.
– А вы меня королевским палачам передадите или сами порешите? – усмехнулся Маррис. – Отец сказал еще: такое нам не по силам, но самозванец рано или поздно доиграется с огнем. И пес бы с ним, но королевскую кровь нужно сберечь любой ценой… Я понял это так, что должен выручить принцессу. Возможно, затевается переворот, а я слишком мелкая сошка, чтобы меня посвятили в детали, да и веры мне немного… Так или иначе, я хотя бы попытался!
– Посиди пока, – велел Рыжий, отвел меня к окну и негромко произнес: – Я же говорил, огненный смерч затягивает прелюбопытнейших людей…
– Лишь бы не сгорели, – ответила я. – Что скажешь? Стоит взять его с собой?
– Тебе решать.
– Нет, – покачала я головой. – Командир ты. Я даже не представляю, что может нас ожидать, а у тебя есть какой-никакой план, а может, и не один. И если ты полагаешь, что этот юноша станет обузой… лучше оставить его здесь прямо сейчас, а не подвергать опасности всех. Откуда я знаю, что может взбрести в его благородную голову?
– Вот ты какая, королева Жанна… – Рыжий прищурился. Уже достаточно рассвело, чтобы я могла различать его гримасы даже без огня. – И тебе не жаль его?
– Жаль, конечно, – ответила я и улыбнулась. – Надо же, благородный рыцарь, даже не слишком испугался, рассмотрев даму сердца поближе… Я думала, такие уже вымерли.
– Ты то же самое говорила несколько лет назад, – напомнил он.
– В огне рассмотрел? – я отвернулась. – Да, я сказала так Саннежи. Ему я могла говорить обо всем, что накопилось у меня на душе, не выбирая слов, а он… Даже если обижался, ничем не показывал этого.
– И что он сказал в ответ?
– Кажется, что ему дорога я, а не мое лицо.