* * *
Проснулась, когда солнышко даже край земли еще не позолотило, встала тихонько. Таир посапывал, раскинув в стороны руки, рядом Тенька свернулась. Саяна посмотрела на меня с притолоки желтым глазом да снова задремала. А я шаль накинула и за порог пошла. Лес стоял притихший, промозглый еще, но уже пах влажной землей и травой под ней, обещал через пару седмиц раскинуться на полянках пестрым ковром медуниц, закапать из срезов березовым соком и запушиться шариками вербы. «Скоро», – шептал мне лес, и я улыбалась этому обещанию. Это время для меня всегда было самым любимым, самым дорогим сердцу, это время обещания нового. Время, когда понимаешь, что еще одна зима закончилась, а впереди столько солнца и цветения трав, и сочной малины, и облаков, плывущих в синеве неба… Хорошее время.
Шла я прощаться.
Обошла полянки, потрогала рукой шершавую кору, прикоснулась к кустарникам. Пеньки мшистые, коряги и валежник, берлогу медвежью, норы и гнезда. Всем поклон отвесила, у всех прощения попросила. Ухала сова, полеты наши вспоминая, выл волк, смотрели из чащи глаза звериные. Свидимся или нет, а старалась я им защитой быть и помогала, как умела.
Попрощавшись, пошла по тропке к озеру. Ледок еще не сошел, лишь поломался. Я присела рядом, провела рукой, и под ладонью моей встала льдина стоймя, заблестела серебром. Как раз и первый луч верхушки осветил, сполз ниже, отразился в моем зеркале.
Я смотрела внимательно, как волосы пегие серо-русыми становятся, как исчезают бородавка да метки ведьминские, как из глаз желтизна уходит. Не обманул демон, человеком стала. Да не собой. На рыжеволосую Шаиссу нисколько не похожа, смотрела на себя новую, но не узнавала. Волосы пепельные, глаза цвета блеклого да неопределенного, то ли голубые, то ли серые, лицо бледное, словно и солнца не видевшее. Все в моей новой внешности непримечательное было, обыкновенное, мимо пройдешь – не заметишь, спросят – не вспомнишь. Не отталкивает и не притягивает, никакое…
Вздохнула, убрала ладонь с льдины, и упала она, разбилась на кусочки.
И тут…
– Шаисса?
Я вскинулась. Обернулась. Стояла она, растерянная, дрожала в домашнем легком платьице. Конечно: какой обличье сменила, такой и осталась моя сестрица! Словно за восемь лет и не изменилось ничего! Ни на день Леля не повзрослела, такой же девчонкой голубоглазой осталась! Раньше между нами два года разницы было, а теперь десять! Для меня время прошло, а для Лели – нет.
– Шаисса? – неуверенно повторила она, мелко дрожа на стылом ветру.
Я очнулась, бросилась к ней, сдергивая пуховую шаль и укутывая сестренку.