С уменьшительным именем сестры — Рика она еще примирилась, но о моем заявила решительно:
— Георгий (я так был записан в метрике) — это значит по-деревенски Егорушка, а по-господски Юрочка! Я буду его Юрочкой звать.
И это имя прилепилось ко мне на всю жизнь.
Она была неграмотна, но первый, кто раскрыл мне тайны родного языка, это была няня. От нее узнал я, что смородина — это самородина, потому что сама родится, и убедился в этом, когда в 1920 году попал в сибирскую тайгу, где под кедрами весь подлесок состоял из дикой смородины; ягоды ее были чуть поменьше винограда, а по вкусу своему и запаху превосходили любую садовую ягоду. Черника — по цвету, черная. Калина — каленая. Вишня — на ветках виснет. Земляника — к земле никнет. А клубника — эго круглый клубочек-колобочек.
Теперь уже не помню, у нее ли услышал я песню:
Пал-пал перстень в калину-малину,
В черную смородину…
Но, наверное, от нее, так как помню эту песню столько же, сколько себя. В ней для меня воплотилась связь родного языка и родной природы.
От Терезы остались у меня в памяти немецкие слова, которые очень интересовали няню. Она переспрашивала, переиначивала их, искала в них сокровенный смысл.
— Лошадь — значит, ферт? А по-нашему ферт — это кто повыше забраться хочет, вроде как на коня сесть! Корова — ку? Ку-у-у-у, а по-нашему му-у-у… Кошка — кацца? К нашему кыска подходит. А хлеб — брот? Брать да в рот!
Няня любила рифмовать. Утром, проснувшись и сразу сев на постели, она оглядывала живыми маленькими глазами наши кроватки за сетками и спрашивала:
— А ну, господа сенаторы, не обделались ли которы?
— Няня, это кто сенаторы?
— А это при царе советчики.
Летним утром она распахивала окно, и вместе с прохладой лился в дом петушиный заливистый крик. Няня, покачиваясь в лад, тоненько и тягуче выводила;
— Ку-ка-ре-ку!..
И сама же снова в лад отвечала:
— Дома нету! На покосе, сено косят…
Это была почти что песня, может быть, сочетание двух или трех протяжных, но различных звуков.
Я чем-то похвалился перед отцом, он рассеянно сказал:
— Молодец! — и ушел.
Нянька говорит:
— Молодец против овец, а против молодца и сам овца. Вот те на!..
— Няня, папа сказал, что в Челябинск поедет и меня возьмет! (Челябинск находился неподалеку, но в моем представлении это самый большой город на свете.)
— Как же, поедешь ты с печи на полати… — недоверчиво говорит няня и оказывается права: однажды утром, проснувшись, я обнаруживаю, что папа уехал в Челябинск.
А печь и полати есть в кухне, с печи на полати — это очень близко.
Я опять чем-то хвалюсь:
— Я знаю, знаю, знаю…