И снова мотоцикл и дорога. Вскочив на своего железного коня марки BMW F 800GS, юноша надел шлем, выкрутил ручку газа и отправился в путь. Музыка с легкостью опытного дирижера вела молодого мага по улицам утреннего, пробуждающегося ото сна Петербурга, а приятный морозный ветерок не давал расслабиться в пути. Однако позитивные ощущения от нежданной прогулки сменились очередным зарядом смешанных чувств, когда Алексей понял, куда он все-таки держит путь. Получасовые блуждания со странным магическим навигатором, мелодия на котором к этому времени уже успела несколько раз поменяться, привели к воротам лютеранского кладбища располагающегося на Васильевском острове. Поняв, что музыка зовет внутрь, юноша припарковал мотоцикл, огляделся и, с недоверием окинув взглядом свинцовые тучи, заслонившие теплое весеннее солнце, продолжил свое следование за «белым кроликом». До полудня оставалось около получаса. Пройдя калитку, маг на всякий случай активировал защиту одного из лепестков амулета-удостоверения сотрудника Ригира[2] и стал двигаться вглубь. Место оказалось интересным: маленькие склепы, старинные каменные кресты и статуи — все они с немым укором в глазах и добротой внутри своего невидимого сердца, по-прежнему хранили святость этой земли, даже не смотря на то, что их оставалось совсем, совсем немного. Большинство же памятников было безвозвратно утеряно, и это угнетало. Через некоторое время, повстречав на своем пути лишь одиноко блуждающего мальчика-гота, и пройдя внутрь небольшого магического купола, по-видимому, отгоняющего непрошеных гостей, Алексей, наконец, увидел источник музыки…
Картина предо мной открылась просто завораживающая: на небольшой полянке возле одного из склепов, в расшитом серебряными нитями шикарном черном камзоле, левитируя на высоте всего нескольких сантиметров от земли, периодически поднимаясь и опускаясь в такт музыке, вдохновенно играл на скрипке юноша с приятными чертами лица и длинными черными волосами. Рядом с незнакомцем, на вид которому было лет двадцать пять, в красивом, словно кукольном платье из XIX века, сидела, и что-то рисовала в изящном блокноте маленькая девочка, лет десяти-одиннадцати. Ее длинные, наверное, до пояса, светлые волнистые волосы были уложены в прелестную прическу с кудряшками, а в руках находилось черное лебединое перо. Неподалеку от девочки развалилась на земле огромная черная персидская кошка, возле которой с важным видом сидела восхитительная, словно живая, фарфоровая кукла. На несколько мгновений я оцепенел от красоты и изящества увиденного, как вдруг из кармана куртки ко мне пришел легкий ментальный пинок: