- Я не ору, - понизила я голос и воровато оглянулась на дверь, - я возмущаюсь! Во мне просто переизбыток возмущения! Как ты мог! Не сказать мне!
Я попыталась потрясти его за плечи, но в результате мы рухнули на кровать, и я оказалась сверху - ну или мне позволили это сделать. Торжественно расхохотавшись, я оперлась на ладони и нависла над Смерчиком - кончики моих волос касались его скул и линии подбородка. Сердце забилось чаще. Наверное, от умиления. А воздух стал плотным, и дыхание стало чуть тяжелее - у нас обоих.
Ты мой, Смерчинский. Только мой - и точка. А если кто-нибудь попробует тебя забрать - не отпущу, клянусь.
- Машенька, я просто хотел сделать тебе сюрприз, - признался парень, спокойно глядя на меня, приподнялся немного и вновь первым поцеловал меня, уверенно положив ладонь на затылок.
Верх над ним я удерживала всего лишь пару минут, но отдавать инициативу не желала, поэтому нам пришлось разделить ее поровну.
А потом мы долго спорили, кто пойдет и выключит свет, и даже играли в "камень, ножницы, бумага". Стоит ли говорить, что я проиграла?
Счастливчик...
Зато я складываю на него ноги.
3.
Кезон оказался невозможным типом.
Вернее, так: Кезон был и оставался для меня кумиром, профессиональным и талантливым музыкантом, а вот Кирилл... Он оказался странным человеком с невероятной тягой к шуточкам и сомнительного вида развлечениям. Наверное, все творческие люди со странностями, но у Кирилла их количество просто зашкаливало. Честно говоря, иногда его хотелось просто удушить за очередную выходку. Или хотя бы спрятать в темной спаленке, закрыть на три замка и выразительно прочитать ему за дверью известное стихотворение Иосифа Бродского: "Не выходи из комнаты, не совершай ошибку...". Иначе его невыносимые шуточки могли достать до такой степени, что кто-нибудь захотел бы его удушить.
Честно, я не знаю, каким ангелом нужно быть, чтобы вытерпеть все его шутки и приколы.
Нет, Кирилл не оказался плохим человеком, злым, подлым или лицемерным - так, если самую малость, но оригинальности, в первую очередь - в своем отношении к людям, у него было не занимать. Конечно, как у человека искусства, вокруг него клубилась своя особенная энергетика, свое обаяние: то мягкое, плавное, едва заметное, как свечение, то дикое, обжигающее, как ярый огонь, - именно поэтому он и мог "зажигать" других. И вместе с другими музыкантами Red Lords он зажигал целые стадионы, с легкостью поднимал с колен и вновь ставил на колени, заставлял души взмывать к солнцу и возвращаться обратно напоенными его музыкой. Он был артистом, профессионалом, этаким аристократом от рока, чудовищным романтиком и обаятельным циником. Черт возьми, да он был, в конце концов, человеком, который не боялся выступать перед многотысячными аудиториями! И не только выступать, но и удерживать внимание, дарить радость и заставлять слушать себя.