Кейт снова мне о чем-то говорит, но начало я прослушала. Что-то насчет «соглашения». Толкует о деньгах.
– Простите, – говорю ей, – я мыслями далеко унеслась.
Она терпеливо улыбается и вновь подается вперед в кресле.
– Я знаю, как все это нелегко, Джин, когда днем и ночью журналисты дежурят перед вашей дверью. Но если честно, единственный способ от них избавиться – это дать интервью. Тогда они все сразу потеряют к вам интерес и оставят вас в покое.
Я в ответ киваю – просто чтобы показать, что ее слушаю. Но Кейт воспринимает это как-то слишком приподнято, явно думая, что я согласна.
– Погодите-погодите, – начинаю я немного паниковать, – я пока что не говорю ни «да», ни «нет». Мне надо все это обдумать.
– Мы бы с радостью перечислили вам причитающееся вознаграждение, – быстро говорит она, – чтобы компенсировать потраченное на нас время и вообще помочь вам в эту трудную пору.
Смешно, не правда ли, как они переворачивают все с ног на голову. Надо же – компенсировать! Она имеет в виду, что они мне заплатят, если я им что-то выболтаю, однако не рискует предлагать мне это прямо.
В последнее время мне много поступает подобных предложений. Шальные деньги, вроде тех, что выигрывают в лотерее. Видели бы вы, какие послания засовывали мне газетчики в почтовый ящик! И все настолько лживые, что вы бы, их читая, побагровели от стыда!
Но это, пожалуй, лучше, чем присылаемые на наш адрес письма с угрозами и оскорблениями. Бывает, люди вырвут из какой-нибудь газеты статью о Глене, огромными буквами напишут на ней: «ЧУДОВИЩЕ!» – да еще и подчеркнут несколько раз. Причем порой подчеркивают с такой яростью, что ручка рвет бумагу.
Журналисты, надо сказать, действуют прямо противоположным образом – но и они на самом деле не менее отвратительны.
«Уважаемая миссис Тейлор, – а порой и просто Джин, – надеюсь, Вы не слишком возражаете, что я пишу Вам в столь нелегкое для Вас время, бла-бла-бла. О Вас уже столько всего писали, но нам хотелось бы дать Вам возможность изложить собственную версию произошедшего. Бла-бла-бла».
Глен обычно с выражением зачитывал их разными потешными голосами, и мы вместе смеялись, после чего я запихивала эти письма в ящик стола. Но все это было еще при жизни Глена. Теперь мне уже не с кем обсудить подобные предложения.
Я опустила взгляд на чай. Он уже порядком остыл, и поверхность слегка затянулась пленкой. Это из-за молока высокой жирности, на котором всякий раз настаивает Глен. Настаивал. Теперь-то я вольна покупать и обезжиренное! Эта мысль вызывает у меня невольную улыбку.