– Там нашли два года назад повешенным моего единственного сына, – виновато произнес он. – Фатима, я не хочу идти туда. Простите.
– Кто тут смелый? – крикнула я толпе людей.
Ко мне поспешила старушка.
– Я, дочка, я… мне нечего терять… пойдем, я тебе покажу все и расскажу. Зови меня бабушка Анисья.
Чем ближе мы подходили к концу улицы, тем медленнее люди шли за нами, опустив головы и потупив глаза, как на похоронной процессии. У меня появилось ощущение дежавю. Я уже где-то видела эту картину: разрушенная церковь, над которой висит одинокий колокол, готовый сорваться вниз из-за обветшалости перекрытий звонницы, а рядом такой же старинный дом с ввалившимися окнами-глазницами и дырявой крышей. Здесь не было войны, но все выглядело, как после бомбежки, и появился запах гари, как после пожара. На мгновение у меня закружилась голова и к горлу подступила тошнота.
Бабушка Анисья семенила рядом, опираясь на мою руку. Я чувствовала, как билось ее сердце от волнения и страха.
– Фатима, мы не ходим сюда. Здесь плохое место. Не смотри, что здесь церковь была. Это дьявольское место. Тут и кладбище рядом, которое больше нашего села по размерам. Оно там, за церковью. Селу-то, почитай, пятьсот лет. Вот все там и лежат. Нам негде больше хоронить, запрещают в другом месте. А мы все боимся сюда ходить. Схороним и домой. Ходим к своим только в родительские дни, да и то с опаской. Очень нехорошее место.
Я попросила бабушку Анисью остаться и, осторожно ступая, чтобы не запнуться о валявшийся у входа церкви хлам, зашла внутрь. Идти вглубь было опасно, да и не требовалось. Церковь была битком набита фантомами неупокоенных душ. Плотные сгустки энергии заполняли все ее пространство. Такое бывает только когда в роду из поколения в поколение случаются самоубийства. Да уж, редкий случай. Это село суицидников, что ли? Но для этого должна быть причина. Просто так психически здоровый человек не захочет расставаться с жизнью.
Рассмотреть что-либо внутри было невозможно из-за огромного скопления мертвых полей. Энергоинформационное пространство было плотным и непроницаемо черным. Я развернулась и оказалась лицом к лицу с разрушенным домом. Его образ напоминал череп. Я позвала к себе бабушку Анисью и тихонько спросила, чей это был дом.
– Это был дом попа. Я его не застала в живых. Не знаю ничего. Сейчас позову Ефросинью, она все знает.
Анисья молча удалилась. На смену ей подошла другая старушка. Лет ее было под сто. Несмотря на всеобщее вымирание села, она была жива и выглядела довольно бодро. Одета была во все черное до пят. Большие сморщенные руки опирались на клюку.