Ноет, зудит нога, болит шея. 0-о-о! Как болит-то, проклятая. Надоело. Лучше здесь перекантуюсь, чем поеду к ней... Утром перекушу в буфете — и на службу. Тут и парикмахерская имеется. Побреюсь.
— Ты что это? — толкнул меня сосед по дивану.— Выл!
— Как выл?!
— Выл. По-собачьи.
— Заснул, видать... А ты рейс ждешь, да? — спросил я, чтобы увести разговор в сторону от своей персоны.
— Уж третий день, как из командировки вернулся, а домой идти неохота... Неохота, да,— вздохнул сосед.
— Придется,— сказал я.
— Что ж ... Придется. Может, завтра соберусь...
— Ну, шел бы к бабе какой...
— Ходил уж...
Я мельком глянул на электронное табло. На нем зелененько горело: "Ромашкино, рейс 2213".
"Значит, судьба!" — я приподнялся. Табло сообщало фамилию, у которой я обитал, и к которой не поехал, номер ее квартиры и номер дома. "Судьба!"
— Алло! Дорогая?
— Дорогая. Где ты, миленький, ау?
— В Пулково...
— На работу летал, да? Ну, бери срочно такси — и успеешь до разводки мостов.
— Нет монет. Кошелек на рояли забыл...
— Езжай — не беспокойся. А я к твоему приезду сделаю пельмешек...
Сорок минут по ночному Ленинграду.
— Пельмешки готовы. На столе уже, миленький! — она прильнула к моей щеке. Вся в розовом дурмане аромата духов.— Я спущусь — расплачусь с таксером.
"Какая я падла, а?!" И диван — тоже гад.
24
— Где ты меня устроишь?
— Вон, в крайней комнате. Идет, Жор?
— Конечно. Спасибо ... Говорят, сейчас в Питере десять рублей койка в ночь, а ты мне бесплатно целую комнату. Но я, слово гусара, с тобой расчитаюсь... Не волнуйся, я все запишу...
— Я и не волнуюсь. Какой разговор,— смутился я, и вспомнил, что у меня уже жили многие, помногу. Один как-то полгода, а другой — квартал. В Челнах же, в моей квартире, постоянно кто-то жил. Все они тоже записывали. (Вообще, когда надо что-то свистнуть, стындить, спереть, слямзить, присвоить, не рискуя, надо просто что-то взять, попросить и обязательно записать, а при каждой встрече напоминать хозяину вещи или денег, что у тебя записано, и каяться. Через полгода он сам начнет вас избегать.)
Вынужден ирервать плавное течение моего повествования, ибо сразу же за спиной выстроилась очередь из вечных должников, из людей подводивших меня за просто так и компрометировавших. И все они, невзирая на закоренелую сволочность, мне симпатичны, это мои вериги, и я их по-своему ценю — кого за талант, а кого жалею за бездарность. Первым же, после Жорки, требует помещения на страницы главы Олег Великосветский. Он даже колотит в свою грудь могучим кулачищем, и настоятельно требует — я, кричит он, после