Потолок то опускался, придавливая, то взлетал, исчезая. От этого Ивану казалось, что он лежит под прессом, как обрабатываемая кем-то деталь. Никакого самостоятельного значения не имеющая, непонятно для чего предназначенная деталь.
Когда это стало так? Он не знал.
Отец обрадовался, когда Иван сказал, что будет поступать в МАИ.
– Мужчине обычно хочется, чтобы сын выбрал его профессию, – сказал он. – Но когда речь о творчестве… Вечная эта зависимость от собственного состояния, от удачи… Нет вдохновения – и ничего нет. А не дай бог со временем выяснится, что и таланта нет, и как тогда? Жизнь коту под хвост. Врагу не пожелаешь, не то что сыну родному. Так что я рад, Вань. Самолеты строить – дело здравое, толковое и, безусловно, правильное.
Отец в самом деле был человеком творческим – да и каким еще мог быть художник? – поэтому представлял, наверное, будущую профессию своего сына каким-то символическим образом. Взмахнул Иван левым рукавом – выкатывается из ангара новенький самолет, взмахнул правым – взлетает в голубое небо. В действительности же младший Гербольд изучал авионику и в будущем намеревался заниматься делом более локальным и, парадоксально говоря, приземленным – системами навигации. Но, во-первых, это локальное дело было частью того огромного целого, каким являлся самолет, а во-вторых, Иван никогда не относился к жизни с такой фантазией, с какой, например, всегда и ко всему относилась Нэла. Про нее с детства было понятно, что она будет заниматься в жизни чем-то феерическим, и когда она заявила, что поедет в Берлин изучать искусство, этот выбор показался родителям даже слишком обыденным для нее. А Иван был скрупулезен, однообразие усилий его не пугало, и авионика представлялась в этом смысле правильным занятием всем, кто его знал, и в первую очередь ему самому.
Единственное, чего никто не ожидал, – что на третьем курсе он надумает жениться. Он был спокойный, основательный, Нэла считала, что даже слишком, и ничто в нем не свидетельствовало о склонности к любовным порывам. Но случился все-таки порыв, чему сам он, кстати, совсем не удивился. Страстей ему никогда не хотелось, но свою семью захотелось иметь довольно рано. Может, именно потому, что он отличался от всех Гербольдов с их с детства проявляемыми талантами. У него талантов не было, он не должен был соотносить с ними свою жизнь, а с чем ее соотносить в таком случае? Авионика на эту роль все-таки не годилась.
А Лиля годилась. В ней было все, про что Иван отчасти смутно, отчасти твердо мог сказать: «Для меня это в женщине главное». Красота ее была нежна, ум быстр, натура жизнерадостна. К тому же в ней было то, что Нэла называла сексапилом и что его сильно привлекало, конечно. Все-таки ему уже исполнилось двадцать лет, и ограничиваться в отношениях с девушками одними только взглядами и прогулками по благоухающим сиренью и жасмином улицам Сокола… Хорошо это было, конечно, но мало.