Ей представились грядущие разговоры-уговоры в полиции, в опеке, в комиссии по делам несовершеннолетних, или как это теперь называется… Мысли об этом вызывали безнадежное уныние.
«Хватит! – наконец сказала она себе. – Когда понадобится, тогда и буду думать».
Эти слова приободрили ее, а значит, являлись правильными.
Когда самолет приземлился в аэропорту Шарль де Голль, она уже выбросила из головы пустопорожние размышления. Как и всегда в Париже.
Гостиница находилась на маленькой улочке, отходящей от бульвара Монмартр; Таня любила в ней останавливаться. Когда она называла кому-нибудь адрес, то приходилось уточнять: не холм Монмартр, а бульвар, не перепутайте.
Дидье, правда, не путал, но он был парижанин-парижанин.
С Дидье договорились встретиться вечером как раз на бульваре, чтобы поужинать в ресторане, сквозь витрину которого Таня еще в прошлый раз, но только перед самым своим отъездом, углядела устриц.
Познакомились они год назад, и тоже в ресторане неподалеку. Выглядывая из окна своей гостиницы, Таня каждый раз видела длиннющую очередь, которая выстраивалась в обеденные часы, и ей стало любопытно, что уж такого необыкновенного за вывеской «Шартье», чтобы в очереди стоять, будто в столовую заводскую. Потому она тоже в эту очередь пристроилась.
А войдя наконец в этот «Шартье» – посетителей впускали туда по мере того, как освобождались места, – оторопела: ресторан этот в самом деле напоминал столовую. Конечно, в заводской столовой не могло быть таких столетних интерьеров с простым темным деревом и тусклым золотящимся металлом в стиле белль эпок, но длинные столы, за каждым из которых люди сидели вереницами и почти плечом к плечу, но несмолкающий гул, стоящий под высокими потолками в огромном зале, – ничего подобного Тане в Париже прежде не встречалось.
Она уже хотела повернуться и уйти, так и не поняв, что хорошего находят в этой вокзальной атмосфере те, кто встает в очередь, когда мужчина, которого впустили вслед за ней, сказал метрдотелю, молодому человеку, которому мало подходило такое торжественное наименование:
– Нет-нет, мы лучше займем вон те места, в центре. – И спросил, доброжелательно глядя на Таню: – Вы не против?
Тут Таня впервые и увидела его улыбку. Она кивнула и улыбнулась в ответ.
Когда уселись друг напротив друга за длинный стол, он сразу же сказал, что его зовут Дидье, и спросил Танино имя. Ему очень понравилось, что она русская, выяснилось, что у его мамы русские корни, прабабушка приехала во Францию после русской революции, о нет, она была не графиня, а швея, но все-таки не захотела оставаться с большевиками, и, знаете, ее профессия пришлась в Париже очень кстати, она без труда нашла работу, в отличие от многих графинь, а вскоре вышла замуж за порядочного человека, зеленщика…