– А куда они потом девались, Драгомановы эти? – спросила она.
Ей снова надо было спросить хоть что-нибудь, чтобы избыть неловкость.
– Я их здесь еще застала, когда за Вениного отца вышла замуж. Ну а когда родился Веня, то мой муж добился для них отдельной квартиры. Алик был хороший адвокат, и клиентов благодарных у него было много.
– А Веня так до сих пор в мэрии и работает? – спросила Таня.
Стоило ей услышать его имя, как все остальное ее интересовать переставало.
– Теперь в администрации президента, – ответила Евгения Вениаминовна. – Чему я совершенно не рада.
– Почему?
– Потому что от власти надо держаться подальше. И полагать, что это твоя страна и ты в ней что-то значишь, – опрометчиво.
Что такое опрометчиво, Таня не знала, но смысл этого слова поняла. Что б ты про себя ни думал, а в любую минуту тебя кто посильнее возьмет да прихлопнет, и пискнуть не успеешь. Таня вот, например, об себе, как мать говорила, понимала всегда шибко много, но значит она что-то в своей стране или не значит… Этого она не только не понимала, даже не задумывалась на такие темы.
«А Веня-то как раз кое-что значит, раз задумывается», – поняла она.
Для нее он значил все, потому понять это ей было нетрудно.
– Будем одеваться, Танечка, – сказала Евгения Вениаминовна. – Не то опоздаем молодых встречать.
Еще пять лет назад, придя к Гербольдам, Таня поняла: их дом насколько похож на дом Левертовых, настолько же от него и отличается.
У Левертовых царила размеренность, и невозможно было представить, чтобы кухонное полотенце оказалось на полке с пододеяльниками. А у Гербольдов все было вверх дном, и все предметы были необыкновенные, и все они оказывались в самых неожиданных, совсем для них неподходящих местах.
А общим было то, что в обоих домах жизнь шла таким порядком, который человека делает человеком, а не бессмысленной скотиной.
Так, хоть и очень смутно, Таня подумала пять лет назад, так это осталось и теперь, не изменившись ни в чем.
Когда она с Веней и Евгенией Вениаминовной пришла к соседям, дом уже был полон гостей. Они толпились в комнатах или слонялись по саду. И как столько народу поместилось? Таня насчитала семьдесят человек, а считала она хоть и машинально, только чтобы избавиться от смущения, но точно.
И от смущения же вскрикнула, когда кто-то налетел на нее, обнял, закружил и завопил:
– Та-аня!.. Ты совсем не переменилась, ни капельки! Какая ты стала… – Нэла отпустила ее, отступила на шаг и, оценивающе оглядев, объявила: – Стильная невероятно. Для Москвы даже слишком. Здесь такой женский тип еще не понимают.