— Почему не пошла в полицию?
— Не было возможности. Сначала Рик держал взаперти, устраивал субботники, чтоб посговорчивей была. А когда смирилась, выпустил на улицу. Мне было шестнадцать и другой жизни я не знала. Кому я тут нужна? Ни образования, ни денег, ни связей. Мне незачем было идти в полицию, и я осталась в «Зеленой роще». Сейчас мне здесь хорошо.
— То есть уйти с улиц ты не желаешь?
— Нет. Меня устраивает то, чем я занимаюсь. Субботников у меня больше нет, теперь я сама устраиваю их новичкам. Мне нравится избивать новеньких. Мне нравится курить с Риком траву и нюхать кокс. Мне нравится чувствовать себя значимой. Ничего этого я уже не получу в другой жизни.
Я брезгливо скривился и буквально выдавил из себя:
— У меня больше нет к тебе вопросов. Именем правосудия я освобождаю тебя от обязательства говорить правду и только правду, — глаза Саманты прояснились. Однако былого безразличия в них больше не было. В обесцветившихся от частого употребления препаратов зрачках отчетливо просматривался страх. НПС боялась меня до дрожи в коленках и ее совершенно не озаботила мокрая струйка, потекшая по колготкам.
— Саманта Дурс! Я признаю тебя виновной в занятии проституцией, насилии над несовершеннолетними и приговариваю к смерти! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Изначально я планировал наказать женщину деньгами, общественной работой, да всем, чем угодно, однако последние фразы Саманты расставили все по местам. Ей не место в том мире, в который я пришел!
— Умоляю, не надо! — сил у Саманты хватило только на то, чтобы рухнуть на колени. У нее не возникло сомнений в моем праве приговорить ее к смерти, она просто тщетно хотела вымолить себе прощение. — Не надо! Умоляю, возьмите, это все, что у меня есть! — Женщина быстро что-то сорвала с себя и сунула мне в руки. — Только не…
Вердикт не подтвержден, дело разобрано не полностью
Дело «Падение нравов» перенаправлено ближайшему судье. Осталось 99 ошибок при вынесении вердикта
Мир взорвался белыми сверкающими осколками. Левая сторона туловища одновременно онемела и запылала огнем, заставляя заорать от раздирающей боли. Ноги подкосились, я рухнул на асфальт и начал кататься в попытке сбить пожар. Боль была такой дикой, что я себя не осознавал.
— Так в довесок ко всему ты еще и темный? — казалось, я горел вечность, прежде, чем всё наконец закончилось, оставив лишь фантом боли. Тяжело дыша, я нашел себя рядом с застывшей словно каменное изваяние Самантой. Мы оба лежали на земле. — Вставай, хватит позорить звание «судья».