— Утром ее отправлю.
— Если я… вы не будете пускать ко мне других, если… если буду безобразничать?
— Не буду пускать, — пообещал я. — Слушайте, по-моему, вы собираетесь устроить представление. Перестаньте об этом думать. Будьте паинькой. Без фокусов, прошу вас.
Она неожиданно засмеялась и спросила:
— А если буду фокусничать, побьете?
Я сказал, что возраст у нее вполне юный, отшлепать иногда не мешает.
На другое утро в половине восьмого появилась Мери Нуньес. Мики Лайнен отвез миссис Херман в Кесаду, а обратно привез Макмана и запас еды.
Приземистый, широкоплечий Макман был отставным солдатом и сохранил военную выправку. За десять лет службы его угрюмое лицо с жестким ртом и тяжелой челюстью приобрело цвет мореного дуба. Он был отличный солдат: шел, куда послали, стоял, где поставили, делал, что приказали, — на другое у него не хватило бы воображения.
Он передал мне пакет от аптекаря. Десять гран морфия я отнес наверх Габриэле. Она завтракала лежа. Глаза у нее слезились, лицо было влажное и сероватое. Увидев у меня порошки, она отодвинула поднос и, поеживаясь, нетерпеливо протянула руки.
— Вернетесь через пять минут? — спросила она.
— Можете при мне. Я не покраснею.
— Зато я покраснею, — сказала она и покраснела.
Я вышел, закрыл дверь и, прислонившись к ней, услышал шелест бумажки и звяканье ложки в стакане с водой. Потом она позвала:
— Можно.
Я снова вошел. От порошка осталась только скомканная бумажка на подносе. Остальные исчезли. Габриэла лежала на подушках, полуприкрыв глаза, довольная, как кошка, наевшаяся золотых рыбок. Она лениво улыбнулась мне и сказала:
— Вы прелесть. Знаете, чего мне хочется? Поесть, пойти на море и весь день плавать под солнцем.
— Это будет вам полезно. Возьмите Лайнена или Макмана. Одной выходить нельзя.
— А вы что будете делать?
— Поеду в Кесаду, потом в центр округа и, может быть, даже в Сан-Франциско.
— А мне с вами нельзя?
Я помотал головой:
— У меня дела, а вам надо отдыхать.
— Ну да, — сказала она и взяла с подноса кофе. Я повернулся к двери. — А остальной морфий? — Она говорила с чашкой у рта. — Вы надежно спрятали, никто не найдет?
— Никто. — Я улыбнулся ей и похлопал себя по карману пиджака.
В Кесаде я потратил полчаса на разговор с Ролли и чтение сан-францисских газет. Еще немного, и их вопросы и намеки в адрес Эндрюса перешли бы в разряд клеветы. Неплохо. Помощник шерифа ничего нового мне не сообщил.
Я отправился в центр округа. Вернон был в суде. Двадцатиминутная беседа с шерифом ничего не прибавила к моим познаниям. Я позвонил в агентство Старику. По его словам, наш клиент Хьюберт Коллинсон выразил удивление тем, что мы продолжаем операцию, — он счел, что со смертью Уиддена убийство его сына разъяснилось.