Дерек одёргивает на нём куртку, и Стайлзу уже почти вопит ему в лицо: “Понял, блохастый, кто тут главный?!”, как Хейл клацает зубами прямо перед носом. Это глупо, но Стайлз отскакивает от него метра на два.
Следующая картинка - летящий на фоне голубого неба ярко-красный мяч.
- Мудак! - орёт Скотт, но всё равно зачем-то прыгает за ним прямо в огромную грязную лужу. Стайлз и рта раскрыть не успевает - в немом восхищении смотрит, как лучший друг, эпичнее, чем в любой финальной сцене любого фильма, хватает на лету мяч и поднимает целый фонтан прекрасно-грязных брызг, обрушиваясь в самое глубокое место этой идеальной лужи.
МакКоллу четырнадцать - скорее всего, ему здорово перепадёт дома, поэтому Стилински, недолго думая, гасает за ним, как сбрендивший щенок, позабыв о том, что на нём любимая байка с Четвёркой Икс.
Новую покупать отец отказывается.
Он чудовищно соскучился по ним и по Дереку, но сознание не выпускает его из своей тюрьмы; Стайлзу снова кажется, что он сидит в крошечном железном ящике и орёт. Срывает связки: “Выпусти меня! Выпусти меня!”. Но выпустить некому. На этот раз в голове живёт не лисица.
Он запер себя сам.
Иногда губы начинают бормотать какую-то ересь. Он повторяет её снова и снова, зовёт кого-то, разлепляя глаза и проваливаясь пустым взглядом в ряд плоских лампочек. Они выключены, а значит - ночь. Стайлз дрейфует в ней, тонет, она внутри.
Я в коробочке, - думает он.
Я в коробочке, очень маленькой. В ней темно, но во мне темнее.
Чьи-то руки тащат на дно. Чьи-то - скручивают мозги в кулаках так, что боль не оставляет ни на секунду. И чьи-то ещё удерживают здесь. Он ненавидит их больше всего.
Он тоскует по ним - больше всего.
А ещё через несколько дней после того, как он возвращается в сомнительное сознание, которое уместнее было бы назвать бредом больного на голову человека, он видит свою мать.
Она мягко улыбается, присев на край его неудобной постели. У неё мягкие локоны и невыносимо-тёплые глаза. Стайлзу не горько, не страшно, он просто смотрит на неё и чувствует… покой. Клаудия мягко гладит его колено, и на миг боль отступает. На миг ему кажется, что сейчас всё закончится, раньше времени, куда раньше. Только вот на губах снова какие-то хрипы. Что-то держит его, а мать улыбается ещё теплее. Протягивает руку, осторожно обводит пальцами лицо и Стайлз закрывает глаза, выдавливая:
- Мам?..
А ему отвечают:
- Тише.
От этого голоса замирает сердце.
- Д…Дер…
- Тише, я здесь.
Он ничего не видит. Он - пыль. Он - шелуха.
Но сердце успокаивается, и под мерную боль в голове сознание снова отступает.