Надо заметить, что школьная терминология, как правило, всплывала в сознании Константина именно в моменты рассуждения и анализа происходящих событий. Это ему помогало привести мысли в порядок и даже в самых сложных ситуациях прийти к самому оптимальному решению.
Вот и сейчас он мыслил, используя привычные термины:
«Ну приставлю я к нему толковых репетиторов, ну подучат они его малость, но выше четверки он ни по одной позиции не продвинется, хотя, с другой стороны, человек он военный, по духу ему все это близко должно быть, так что как знать, как знать. Но опять же характер уж больно непростой, чересчур ершистый. И как он ухитрился продержаться с таким характером в армии?»
Константин еще некоторое время разглядывал светло-русого Вячеслава, который как раз в задумчивости почесывал свой тонкий, породистый, с заметной горбинкой посередине нос, не зная, что бы такого ухватить повкуснее, и пришел к окончательному выводу, что этот хлопчик, пожалуй, все-таки сможет ему кое в чем подсобить, но опять-таки в будущем.
Затем он перевел свой взгляд на малолетнего изобретателя, хотя как раз на него и смотреть-то особо не хотелось. Разве что полюбоваться непомерно здоровым аппетитом — никак молодой организм отчаянно требовал калорий для роста.
Даже юным назвать мальчишку язык не поворачивался, потому как до юного ему было расти и расти. Слегка курносое лицо обычного тринадцатилетнего пацана было щедро усеяно веселыми звонкими веснушками, карие глаза лучились от нескрываемого удовольствия, которое он был не в силах сдержать.
«Для начала надо бы выяснить, насколько он преувеличил свои таланты, — подумал Константин. — Вообще-то молодому всегда легче освоиться в чужом мире. Авось и впрямь на что-нибудь сгодится, когда пообвыкнется. Беда только в том, что изобретатель в двадцатом веке работает непременно в лаборатории, а это означает, что в его распоряжении имелась огромная куча современных приборов и здоровущий штат помощников и единомышленников. Так что в этом веке пользы от него… Хотя, с другой стороны, голова-то у него осталась прежняя, мозги из нее никуда не делись…»
Окончательный итог был неутешителен. Всем троим пока следовало поставить железную двойку, исправить которую впоследствии мог лишь один Славка, да и тот дотянет максимум до четырех баллов, не выше, к тому же когда это еще будет.
«Однако тот, кто затеял мой приезд сюда, вряд ли хоть чуточку позаботился о практической пользе от моих будущих помощников, — с грустью подумал Костя. — Такое ощущение, будто сорвали первых попавшихся и не глядя сунули сюда. Впрочем, — тут же упрекнул он сам себя за чрезмерный снобизм, — их ведь и вовсе могло не быть. В одиночку же весь груз проблем тащить, как ни крути, намного тяжелее. Да и ты, братец, — мысленно обратился он к самому себе, — если уж так разбираться, то ничем не лучше их. Не рано ли возгордился? Они, стало быть, двоечники и разгильдяи, а ты весь такой из себя положительный, что прямо хоть сейчас на доску средневекового почета. За меч худо-бедно еще можно выставить тройку, если при этом мозгами не думать, за лошадь тоже, но уже с огромной натяжкой. Остальное — сплошные неуды, как и у них. Разве что знание истории, вот и все плюсы. А теперь суммируем и в связи с огромной кучей двоек получаем общий неутешительный итог. Получается, что ты, дядя, такой же никчемный, как и остальные трое. Вот компашка подобралась».