Доброгнева отпрянула от стены и сделала робкий шаг вперед.
— Ты лучше не топчись без толку, — порекомендовал он ей. — Возьми да постели себе. Или думаешь, что я сам тебя укладывать буду? Чай, не маленькая уже.
— А мы отдельно спать будем? — настороженно глядя, уточнила она.
— А ты вместе хотела? Ишь хитренькая какая. И не надейся. Тесновато будет. К тому же ты храпишь, поди.
— Вот еще, — фыркнула она.
— Ну тогда брыкаешься. Дети всегда брыкаются, — философски заметил Костя.
— Да я сплю завсегда тихонечко, как мышка! — возмутилась она. — На какой бок легла, на том и проснусь. И не дите я вовсе. Мне этим летом осьмнадцать годков уже сполнилось.
— И не проси, и не мечтай, — отрезал он сурово. — И хватит об этом. Все равно к себе не пущу.
— Это я-то прошусь?! — ахнула она, чуть не задохнувшись от гнева. — Да я…
— Опять начинаешь, — строго заметил Костя, угрожающе хмуря брови.
— Ой, молчу я, молчу, — осеклась она и принялась проворно застилать свою лавку, но при этом все-таки продолжая что-то бормотать себе под нос.
Константин погасил почти сгоревшие свечи, быстро разделся и лег. Доброгнева, пошуршав еще немного в темноте, тоже наконец улеглась. Полежав пару минут молча, она не выдержала:
— Княже, спишь ли?
— Да разве тут заснешь, — недовольно проворчал Костя.
— А спросить тебя можно остатний раз?
— За спрос куны[8] берут.
— А у меня нет, — ойкнула она растерянно и тут же приглушенно хихикнула. — Да ты все шуткуешь, а я по правде узнать хочу.
— Ну если только в остатний, — предупредил он ее. — Сама сказала. Спрашивай, и спать будем.
— А на кой я тебе понадобилась-то? — робко подала она голос.
«Наверное, не спрашивала бы, если бы не случилось чуда и я не оказался в этой шкуре», — подумал Костя, а вслух ответил:
— Покормить тебя решил. А то гляжу, кожа да кости, аж смотреть тошно.
— То-то ты накинулся сразу, — проворчала она.
— Так я тебя хотел на колени посадить, чтобы покормить. Думал, у самой-то сил, поди, и вовсе нет, даже ложку поднять не сможет.
— А чего ж под подол полез? — не отставала она и лукаво добавила: — Сам же сказывал, что токмо собаки на кости бросаются.
В ответ раздалось глухое княжеское рычание. Получилось вроде бы убедительно. Во всяком случае, Доброгнева, приглушенно пискнув, окончательно затихла и больше вопросов не задавала.
Наутро Константина, как обычно, разбудил Епифан. Первый вопрос, который он задал князю, был:
— А где ведьма-то?
Константин рывком поднялся со своей лежанки и увидел только ворох скомканных шкур на соседней лавке. Его ночной собеседницы и след простыл. На секунду стало чего-то жалко и немного обидно.