— Наверное, да, — неуверенно пожал плечами Константин.
— Да не наверное, а точно, поскольку с точки зрения психологии… — Но тут воевода осекся, с подозрением уставился на друга, после чего осведомился: — Я что-то не пойму — у кого из нас педобразование? Или ты поиздеваться решил? Ты ж все это и сам прекрасно знаешь.
— Это тебе за председателя комитета солдатских матерей, — усмехнувшись, ответил Константин. — Вперед наука — будешь знать, как князей оскорблять.
— Значит, ты со всем сказанным согласен? — уточнил воевода.
— Ну-у, согласен, — нехотя протянул Константин, еще продолжая колебаться, но не зная, что можно противопоставить убийственной логике Вячеслава.
— Да ты не дрейфь, княже, — ободряюще хлопнул тот Константина по плечу. — Это ж тебе не двадцатый век. Никаких издевательств и прочей дедовщины в помине нет и, слава богу, не предвидится, так что опасаться тебе ровным счетом нечего.
Как оказалось впоследствии, Вячеслав все спрогнозировал точно. Покинуть дружину на вторую неделю обучения решили всего четверо желающих. Первым из них воевода вызвал из строя самого никудышного, наглядно продемонстрировав лично присутствовавшему на словесной экзекуции Константину, что в военном училище он занимался не только тем, что чистил вечером сапоги, а с утра надевал их на свежую голову.
Закатив пламенную речугу, в которой было все — от намеков и подколок до сарказма и откровенных издевок, — Вячеслав неоднократно приводил в пример юного княжича. Одним словом, под конец выступления воеводы разбитной увалень по прозвищу Кутя был доведен до слез, но, невзирая на них, решительно изгнан из дружины, причем самим Константином, произнесшим установленную формулу, только на сей раз и «пароль», и «отзыв», так как увольнял сам князь, произносились одним человеком: «Не люб ты мне, Кутя. Уходи, путь чист».
У прочих же, хотя сей дружинник и до того постоянно ворчал, что уйдет, ибо не желает заниматься несусветными глупостями, какой бы князек их ни проводил, явно намекая на воеводу, создалось полное впечатление, что его изгоняют. Остальные трое, остававшиеся в строю, перепуганные и бледные, на вопрос Вячеслава: «Имеются ли еще желающие покинуть дружину?» не просто промолчали, но и отвели глаза в сторону, чтобы тот, упаси бог, не назвал их имен.
Более того, стоило воеводе чуть позже, улучив удобный момент, чтобы не слышали посторонние, лениво заикнуться, что он, дескать, совсем про них забыл, но ничего страшного, ибо завтра поутру он вновь построит дружину и все исправит, как они чуть ли не на коленях умоляли своего сурового начальника КМБ все забыть и не срамить их понапрасну, а уж они верой и правдой…