Тон вопроса был заботливым, даже участливым, но Ярослав прекрасно понял, что это была маленькая месть за «Константинишку-братоубийцу».
— Нет! — отрезал он и, резко развернувшись, даже не вышел — выбежал прочь из покоев брата.
Хозяин терема скрыл в усах довольную улыбку — сквитался — и с укоризной заметил оставшемуся стоять в растерянности Юрию:
— Тоже мне — нашел кого слушать. Ты-то хоть горячку не пори. Вот поведает Мстислав Мстиславич свое словцо, тогда и поглядим.
— А коль не поведает? — осведомился Юрий.
— Все одно, — пожал плечами Константин. — К нам рязанцы за помощью не обращались, а незваным в такие распри соваться — себе дороже. Да и не мыслю я, что Ярославов тесть такие вести мимо ушей пропустит…
Вот и получалось, что все, кто был заинтересован в походе на Рязань, надеясь урвать себе кус из обширного княжества, затаились в ожидании решающего слова.
Что же касается сидевшего в Великом Новгороде Мстислава Мстиславича, то тут старший из братьев Всеволодовичей оказался абсолютно прав — князь, прозванный на Руси Удатным, вести из Рязани мимо ушей не пропустил и молчать не собирался…
* * *
И обсказаша князь Глеб в сих грамотках, яко все стряслось на земле резанскай, ничего не утаив и не солгав ни единым словцом. А еще повинишися за недогляд свой, что не сумеша распознати козни подлые, а уж егда спохватишися, то поздно сталось…
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г.
Издание Российской академии наук, Рязань, 1817 г.
* * *
И обсказаша княже Константине в тех грамотках, яко все стряслось на земле резанскай, ничего не тая, и не бысть тамо ни единага слова лжи. А еще покаялся за недогляд свой, что не сумеша вовремя распознати козни подлые брата свово, да и опосля не враз возмог ему противустати…
Из Владимиро-Пименовской летописи 1256 г.
Издание Российской академии наук, Рязань, 1760 г.
* * *
Странным оставалось только одно — непонятное равнодушие, которое овладело всеми русскими князьями при известиях о трагедии под Исадами. Такое впечатление, что ни черниговских князей, ни суздальских, не говоря уже о далеких киевских или еще более западных — волынских и полоцких, отнюдь не обеспокоило все, что там стряслось. Раздробленная Русь, терзаемая княжескими междоусобицами, не пожелала как-либо отреагировать на кровавую свару, и ни один из князей не предпринял никаких конкретных практических действий.
Можно сказать, удивительное и загадочное безразличие. Объяснение этому только одно — последующие события происходили настолько быстро, что никто не успел опомниться, как князь Глеб уже был смещен с рязанского стола. К тому же Константин и сам не просил никакой помощи.