Ездовой медведь с большим сомнением посмотрел на свою шерсть, торчащую между моими пальцами.
Я пнул его в лапу ногой, перехватился другой рукой.
Почему бы не покататься напоследок на медведе?
Озадаченный зверь фыркнул, и только тогда меня заметил его всадник, сурового вида воитель в шкурах, которого почти не портила зелёная тушь вокруг глаз.
— Ты чего? — почти недоумённо спросил он.
Но отвечать я по-прежнему не мог. Единственный разговор со стражником, похоже, был игровым исключением.
Всадник потянулся за неприятного вида клинком, но тут же замер.
Будто холодный вихрь прокатился над площадью, выдув все беседы и остановив жизнь. Звери и герои глядели в одну сторону, настороженно вытянув шеи. Я ничего не видел за морем чужих плеч и голов, но как-то угадывал, что впереди толпа раздаётся, как лёд перед пламенем.
Потом я увидел странное облачко, плывущее меж домов. Нечто приближалось к площади, и все перед ним расступались. Громкий мерный стук, лязг, позвякивания, будто надвигался обвешанный колокольчиками великан.
Отчего-то вдруг звонко застучало сердце в груди.
Вот рослый бард передо мной поспешно отошёл прямо в грядки. Сверху раздался недовольный крик, но тут же смолк. Хлопнула быстро закрытая форточка.
А я, наконец, увидел пришельца.
И попятился за ногу медведя.
Он выглядел жутко неправильным, нелепым, неживым.
Крупный конь шатался и танцевал, вскинув морду с криво натянутой уздечкой, удила которой задирали ему губы в ехидном оскале, подпирая ноздри вместо зубов. Его масть сложно было определить через толстую броню смешанной с грязью пены. Одно копыто било слабей и тише, явно забыв о подкове. Этот конь был ужасен со своим диким взглядом и нечёсаной гривой, с голодным взглядом, который он кидал на все перья и плюмажи, но его всадник…
Он затмевал всё.
Это был восставший из могилы призрак рыцаря, который из окна чужой жены, даже толком не одевшись. Полуоторванный наруч качался с каждым конским шагом, нагрудник съехал почти до колен, в криво напяленном шлёме вряд ли можно было что-то видеть, и как он держался на незатянутом седле, оставалось только гадать.
Всё у него было ржавым и погнутым, даже флажок на копье поник унылой тряпочкой, а вместо герба на щите была обидная надпись на гномьем, выцарапанная коряво и впопыхах.
Но всё это меркло рядом с истиной жутью его ауры. Тёмное облако клубилось над его головой, мерцая и выворачиваясь знаками.
«Слугобойца» «Безклятвенный» «Честь-с-ноготок» — гласили огненные буквы, вызывая всеобщий ужас. И вроде ничего страшного по меркам Тьмы, но у светлого персонажа отметины смотрелись так же дико, как вставший на шпильки брутальный вдвшник в обнимку с Кончитой Вурст.