Проходили десятилетия, а старейшины, хваля какого-нибудь воина, всегда отмечали: «Не зря именно твой дед вел под уздцы коня того самого человека до урочища Трех Медведей». При этом ни имени, ни сана «того самого человека» никто не произносил, ибо заповедь не поминать имени бога всуе родилась не у христиан, а существовала издревле, уходя корнями к современникам Авраама, Исаака и Иакова.
Закончились убогие поселения ятвягов с их жилищами, больше походившими на большие норы, но триумфальное шествие Константина продолжалось и у пруссов. Галинды, которые оказались первыми счастливчиками, увидевшими Константина, даже не помышляли теперь о набеге на ятвягов, озабоченные только тем, чтобы достойно встретить и проводить дорогого гостя.
Предание гласило, что они все-таки выступили в свой набег, но на половине дороги встретили «того самого», и он остановил их одним взмахом руки.
— Но нашлось трое безумцев, которые не поверили ему и пожелали продолжить свой путь, — нараспев рассказывали эту легенду в селениях ятвягов седобородые старцы малышне, затаившей дыхание. — Однако они успели сделать только шесть шагов, а как только шагнули в седьмой раз, их собственное оружие обернулось против самих хозяев. Секира снесла голову одному из ослушавшихся, топор обрушился на шею другого, и собственное копье, выскользнув из руки третьего, пронзило грудь своего хозяина-глупца. И в тот же миг с неба ударил гром, сверкнула молния, на мгновение ослепив всех прочих, а когда люди наконец опять могли видеть, то тел на земле уже не было.
От галиндов шествие перешло на земли привис-ленского племени кульмов, затем — помезов, после чего резко повернуло на восток, где его встречали погевы и вармы, натании и самбы, надровиты и принеманские скаловиты.
Дальше от Немана произошел новый поворот, на сей раз на юг, и вскоре ликовали уже многочисленные жители Жмуди. Последними на очереди были литовские земли. Противостоять восторгу населения здешние жрецы не пытались, хотя среди них самих проскальзывали некоторые нотки сомнения.
Облегчало дело еще и то, что общался Константин с ними преимущественно без толмача. Все-таки переводчик — это не совсем то. Само присутствие третьего человека при некоторых разговорах могло смутить, сдерживало искренность. Но оказалось, что не только литовский язык, но и прусский с ятвяжским достаточно близки к русскому. Многие слова звучали совсем похоже.
Впервые Константин столкнулся с этим у ливов и эстов, а теперь убедился в том, что он неплохо понимает и литовцев. Да и чего тут особо понимать. Например, по-русски — садиться, а по-литовски — содинти. Точно так же было и со многими другими глаголами: давать — дована, есть — ести, мерить — мерути, быть — бути, грабить — гробти.