Небольшой царский поезд между тем продолжал безостановочно двигаться вперед, и к вечеру стали отчетливо видны крепостные стены Устюга. Но о том, что город близко, путникам стало известно намного раньше. Уже с час, не меньше, они отчетливо слышали торжественный звон гордости устю-большого городского колокола, всего пять лет назад подаренного городу Константином и установленного на звоннице церкви Михаила-архангела.
Государя встречали как положено, с хлебом-солью. На лед Сухоны высыпало, казалось, все городское население от мала до велика.
«Не меньше, чем на два дня придется тормознуться, плюс еще сутки на царский суд», — подумал он и ошибся.
Они не уехали и на четвертый день.
Глава 10
Не по рождению, но по уму
Выяснилось, что князь Ляксандра Михайлович, сын Михаила Городненского, давно уже перешедший на службу к Константину, драл с местных жителей три шкуры, а всю лихву прикарманивал.
Поначалу князь даже не понимал, какая нешуточная угроза нависла над его головой, считая, что в худшем случае ему грозит отстранение от должности с вечным запретом-клеймом принимать на государеву службу. О том, что за утаивание полагалась ни больше ни меньше как смертная казнь, он даже в мыслях не держал, всем своим видом показывая, что и сам почти вровень своему судье, поскольку хоть и не царь, но тоже Рюрикович.
К тому же действовал он хитро. В бумагах, которые Ляксандра Михайлович добросовестно составлял в каждом селении и давал приложить палец старейшинам, значилось совсем иное количество мехов. Такое, которое и надлежало взять. Словом, все чисто.
— И что получается? — подвел итог долгих разбирательств Константин. — Признать его вину только потому, что вы меня в этом уверяете, я не могу. Пока что его слово против вашего. Какому из них я верить должен?
— У меня не просто слово, — усмехнулся князь. — Я же передавал тебе грамотки, а там все поведано — у кого и сколь я брал. Все самолично к ним персты приложили.
Но тут вперед вышел молодой охотник. Вид у него был непригляден. Правая половина лица скорее походила на какую-то безобразную маску — настолько она была изуродована жутким ожогом.
— А это и вовсе тать, государь, — кивнул на юношу заметно побледневший князь. — Если ему верить, то и без портов остаться можно. Опять же и не живет он давно в этих местах. Да и ни к чему тебе наговоры худородного смерда слушать. Вон уж сколько их тут тявкало. Неужто мало? Разве слову Рюриковича теперь вовсе веры нет?
— А у меня все подданные равны, — сурово заметил Константин. — И плох тот человек, которому кроме заслуг своих предков нечем больше похвастаться. Говори, коли вышел, — кивнул он юноше.